Сибирские огни, 1966, №9

работы ), и исследование, и знакомство со многими практиками агробиологии. Эмо­ ционально-взволнованный, поднимающий государственные проблемы, боевой в самом лучшем понимании этого слова — таков очерк «Русская пшеница». Автор не останавливается перед тем, чтобы поколебать, казалось бы, раз и н а­ всегда устоявшиеся представления. Однако сделаны эти его замечания после того, как читатель почувствовал и осведомленность писателя в вопросах, которые он затр аги ­ вает, и горячую заинтересованность публи­ циста. Что ж е вы зывает протест автора очерка? «Суета при уборке, вы даваем ая за организаторскую работу... так назы ваем ая «скоростная уборка», при которой хозяйст­ во обещает скосить хлеб за двое-трое су­ ток, подчас превращ ает серьезнейшее дело в халтуру: в валки ложится хлеб недозре­ лый, ценность зерна сниж ается. В торая сторона этого явления — лихорадочная то­ ропливость при сдаче. Н адо бы чуть про­ сушить зерно, еще разок проверить его, но подходит отчетный день, районный график сдачи трещит, и вали кулем! «Досрочно» отнюдь не значит еще «дельно», с «выго­ дой»... П равда становится сильнейшим аргу­ ментом публициста. Поэтому, видимо, и по­ являю тся в очерке почти афористически точные формулировки: «Окрик и директива родили нежелание думать. Н еж елание д у­ мать родило однообразие в приемах. Е дино­ образие родило беззащитность урож ая пе­ ред прихотями погоды, перед сорняками и вредителями. Отнявший право поступать согласно обстановке теряет право взы ски­ вать. Родилась порука безответственности. Таково родословие шаблона...» ( Много невеселых мыслей рож дает очерк Ю. Черниченко. Но есть в нем не только боль, волнение, есть и другое — уверен­ ность, что русская пшеница, как и прежде, будет «лучшим зерном планеты». И это не приписка, не просто ф раза — это убеж де­ ние читатель вынесет из знаком ства с людьми, о которых пишет очеркист. Человек в очерке м ож ет быть показан по-разному. Иной писатель создает порт­ рет, другой лишь эскиз, одному важ но рас­ сказать биографию героя, другому доста­ точно эпизода. Тут не мож ет быть р егл а­ ментаций. В «Русской пшенице», например, портретов нет. Но вот очеркист говорит про­ деда Ш выммера, полувенгра, полуукраин- ца, живущего в Прииртышской степи. С ка­ зано о нем не так уж много: руководил колхозом, хорошо знает землю и пшеницу, а вот грамотен не очень. Д а и внешне Швыммер представлен скромно — только и говорится, что он грузен, страдает одыш ­ кой, ходит зимой и летом в валенках. Швыммер показан в его отношении к не­ годным рекомендациям, которые таким, как он, практикам давали некоторые видные специалисты. Реплики героя приводятся не для оживления, а для того, чтобы показать черты борца, который даж е газету читать заставляет автора, но зато комментирует сказанное в ней зло и остро: «Академик (Лысенко.— А. Р.) утверж дал, что ранний хлеб гибнет вовсе не от засухи, а от весен­ него голодания растений.— Ага,— говорит дед,— не вмер Д анила, так болячка за д а ­ вила. Мне б узнать, як зробыть, шоб он живой остался... Только чего-то, як дожди в маю, так и голодания того нема, все прет из земли?» Швыммер доверял своему многолетнему опыту. Такого не заставиш ь сеять на неде­ лю раньше, если это диктуется только свод­ кой. Автор прямо так не пишет, однако вы ­ вод из дедовских реплик напрашивается сам собой. Чуть ли не в сказовой манере говорит автор поначалу об Иване Васильевиче и Анне Степановне, агробиологах, которые «тридцать лет и три года» живут и трудят­ ся на берегу реки Еруслан. О браз агробио­ логов возникает не столько из сообшения о ф актах их биографии, хотя они и очень важны , и д аж е не из их высказываний, хо­ тя они интересны. Читателю уж е известно, как нелегко склады валась судьба твердой пшеницы, он знает: не могло быть сказоч­ ного благополучия в жизни людей, которые десятилетиями выводили новые сорта этой пшеницы. Д ед Швыммер, Иван Васильевич, Анна С тепановна шли порой против тече­ ния. Они свершили настоящий подвиг. И вот это показы вает автор очерка, не упоминая, однако, высоких слов. В очерке поднимае­ мые проблемы «работают» на создание об­ раза, а образы людей, рассказ об их стой­ кости, д аж е одержимости, подчеркивают значимость проблем. Очень органично вошли в произведение и еще два человека — профессор Тулайков и академик Вавилов. Автор рассказы вает о рекомендациях этих ученых — и мы видим не только разумные практические советы. За ними проступают черты людей, которые считали для себя самым главным — работу для общего блага. В этом убеждаю т приве­ денные автором факты из биографии В ави­ лова. Так образ современника склады вает­ ся из характеристики разных тружеников, объединенных одним делом. Если деревенские очерки у нас редко проходят незамеченными поскольку сама проблема остается острой, то другие рабо­ ты (а среди них еегь умные, свежие по мы­ сли) отмечаются критикой реже. М еж ду тем, много здесь по-настоящ ему интересно­ го. Таковы «Сахалинские тетради» В. К ан­ торовича.1 Почти четыре десятилетия свя­ зан этот литератор с далеким островом на окраине страны. В новой его книге и прош ­ лое, и сегодняшний день острова, и р а з­ мышления публициста об экономике, и пор­ трет знаменитой рыбачки Александры Хан. С амое, пожалуй, ценное, что автор поднял важнейшие не только «сахалинские пробле­ мы». В книге о С ахалине виден богатый ‘ В. К а н т о р о в и ч . Сахалинские тетради, М., «Сов. писатель». 1965.