Сибирские огни, 1966, №9

часто дум ал. Наверно, они правильные. О д­ нако, всяко бывает»,— рассуждает вслух Андрей Слепцов. И далее он вы сказывается в том духе, что даж е хороший человек на войне привыкает к мысли, что все трын- трава, один конец и потому все можно, все разреш ается. «Вот человек и приучается ничего не це­ нить. Д аж е хороший человек. А плохой, тот и вовсе сатанеет... Нет, война человека портит, потому после нее у нас стало боль­ ше воровства всякого, нечестности всякой. Это к слову сказать. А вообще-то, ко­ нечно, дело темное...» Понимание нравственных законов войны и их роли в жизни человека было в высокой степени свойственно Э. Казакевичу. Писа­ тель сознавал, что эти законы меньше всего поддаю тся линейному исчислению. Он знал цену и хорошему и дурному, что оставляла война в человеческих душах. П ам ять о прошлом, о погибших выступает у Э. К а­ закевича как своеобразный нравственно­ героический фон, на котором лучше виден нынешний мирный день живых героев рас­ сказа. Праведный суд над настоящим ве­ дется с высокой моральной позиции, кото­ рая была завоевана советскими людьми це­ ною великих жертв Прошлое включено в концепцию современности как неотъемлемая ее часть. В мудрой композиции рассказа, в соотношении всех его фигур сошлось мно­ гое, что всегда было дорого Э. Казакевичу- художнику. При беспощадном свете дня он дал ясно разглядеть основные этические ценности, которые отстаивал всем своим творчеством. 5 К 20-летию Победы над Германией ре­ дакция ж урнала «Вопросы литературы» попросила писателей ответить, что застав­ ляет их, спустя много лет, вновь и вновь возврзш аться к теме войны, как, на их взгляд, она связана с современностью, ка­ кие аспекты этой темы их особенно волну­ ют и т. д. Среди ответов, помещенных ре­ дакцией, своеобразным поворотом мысли вы деляется заявление Владимира Богомо­ лова, одного из лучших наших рассказчи­ ков, известного до сих пор своей исключи­ тельной привязанностью к «военному» ма­ териалу. «Отечественная война,— пишет В. Бого­ молов,— безусловно, самое значительное событие в жизни нескольких поколений, и не удивительно, что многие авторы «вновь и вновь» обращ аю тся к ней в своих произ­ ведениях. Трудно говорить о «работе над темой», к тому ж е полагаю, что в напи­ санных мною рассказах война является фо­ ном, средой, временем, а не темой» (О прошлом во имя будущего (Наша ан­ к е т а )— «Вопросы литературы», 1965, № 5). И рассказ «Иван» не представляется ав­ тору «военным»; еще меньше, по призна­ нию В. Богомолова, «тема войны» заним а­ ла его в последнем рассказе «Зося». К это­ му автокомментарию стоит прислушаться. Сам рассказчик указал на существенное различие между материалом и темой сво­ их произведений, подчеркнув то особенное, что действительно занимает его как пи­ сателя. «Меня интересует не война сама по себе, а человек, главным образом молодой, при­ чем обязательно Воин и Г ражданин»,— пи­ шет далее В. Богомолов, уточняя свое по­ нимание темы и свою авторскую позицию. Как уже было показано выше, подобная по­ становка героя во времени не является чем- то исключительным для современной прозы. О траж ение времени в человеке, в его х ар ак ­ тере и судьбе,— это как раз та общ ая «узловая» проблема, на исследовании ко­ торой скрестились усилия многих рассказ­ чиков. Богомолов решает ее по-своему, само­ бытно и неторопливо. Его рассказы , собран­ ные в книге «Сердца моего боль» (1965), демонстрируют редкостное единство автор­ ского отношения к предмету. В короткой лирической миниатюре, открывающей сбор­ ник, выражено общее настроение и главная, сквозная идея всей книги. Это лирика скор­ би по тем, кто не вернулся. И хотя лириче­ скому герою книги, рассказчику, не в чем себя упрекнуть (он пробыл на передовой около трех лет, был ранен, участвовал во многих боях), смешанное чувство вины и неоплатного долга владеет им, когда он встречается на улице с матерью убитого товарищ а или вместе с осиротевшей семьей отмечает день рождения погибшего друга. «Все делается так, как было и до вой­ ны, когда в этой комнате шумел, смеялся и командовал лобастый жизнерадостный мальчишка, убитый где-то под Ростовом и даж е не похороненный в сумятице паниче­ ского отступления. Во главе стола ставится Петькин стул, его чашка с душистым чаем и тарелка, куда мать старательно наклады ­ вает орехи в сахаре, самый большой кусок торта с цукатом и горбушку яблочного пи­ рога. Будто Петька может отведать хоть кусочек и закричать, как бывало, во все горло: «Вкуснота-то какая, братцы! Н а в а ­ лись!..» И перед Петькиными стариками я чув­ ствую себя в долгу; ощущение какой-то не­ ловкости и виновности, что вот я вернулся, а Петька погиб, весь вечер не оставляет меня. В задумчивости я не слышу, о чем говорят; я уж е далеко-далеко... До боли клешнит сердце: я вижу мысленно всю Рос­ сию, где в каждой второй или третьей се­ мье кто-нибудь не вернулся...» Тема возвращения оборачивается у В. Богомолова своей трагической антите­ зой; рассказом о людях, которые не верну­ лись. Автор и через годы сохранил чувство живой, кровной связи с ними. Их судьба осознается рассказчиком как неотъемлемая часть его собственной фронтовой судьбы. Он и повествует о них, вспоминая о себе са­ мом, о своем реальном жизненном опыте. Неслучайно все рассказы В. Богомолова