Сибирские огни, 1966, №9

так же помнить и любить, как любили ком­ бата в родном батальоне. Естественно, что жена должна знать его еще лучше и ценить еще больше, чем кто- либо другой. Ведь она самый близкий ему человек. Поэтому так доверительно ведет Слепцов свой рассказ, считая, что его по­ нимают с полуслова. Поэтому гак долго не замечает он множества признаков, свиде­ тельствующих, что и самое появление его в московской квартире, и пространный оас- 1 сказ о погибшем производят на Ольгу Пет­ ровну совсем не то впечатление, какое он считал естественным. «При свете дня» Э. Казакевича — глубо­ ко психологический рассказ, подтверждаю ­ щий, что толстовская традиция аналитиче­ ского подхода к человеку находит своеоб­ разное продолжение в современной прозе. Обостренный интерес к нравственным осно­ вам человеческих поступков, беспощадное обнажение истинных мотивов, движущих людьми, заложены в самом основании ху­ дожественной прозы этого типа. П рям ая речь Андрея Слепцова о капи­ тане Нечаеве чередуется в рассказе Э К а­ закевича с пластами собственно-авторского повествования, вскрывающего внутреннюю реакцию Ольги Петровны на все услышан­ ное. Солдат говорит, вдова слушает, но именно то, что происходит в сознании ж ен­ щины, вихрь чувств и мыслей, которые вла­ деют ею в эти минуты, становится предме­ том самого тщательного психологического анализа. Нежданный приход Слепцова застал Ольгу Петровну врасплох посреди ее ны­ нешних забот, связанных с новым зам уж е­ ством, новым материнством, то есть именно тогда, когда она меньше всего была склон­ на предаваться воспоминаниям. Ольга Пет­ ровна не’ успела ни собраться, ни подгото­ виться к этой встрече. Она очутилась как бы между своим настоящим, в которое по­ гружена с головой, и прошлым, которое вне­ запно вошло в ее дом вместе с этим одно­ руким человеком. До сих пор Ольга Пет­ ровна жила так, будто со смертью мужа прошлого не стало. Она нисколько не сом­ невалась в своем нравственном праве на­ чать новую семейную жизнь с человеком, которого считала и интереснее, и значитель­ нее своего первого мужа. Заметим сразу, что и автор рассказа «При свете дня» ни одним словом не оспаривает за героиней этого права. Напротив, когда прозревший и оскорбленный Слепцов уйдет из дому, сре­ ди безысходности, овладевшей им в эти минуты, единственное ощущение чего-то «милого, теплого и нежного» будет отно­ ситься к маленькой девочке, которую он до прихода матери успел подерж ать на своей единственной руке. Э. К азакевич слишком хорошо понимал людей и был слишком нетерпим к малей­ шему ханжеству, чтобы осудить в цвету­ щей, полной жизненных сил женщине есте­ ственное стремление к счастью, к новому материнству, ко всему, что связывает чело­ века с настоящим и будущим. После появ­ ления рассказа критик Федор Левин опубликовал пространный «защитительный монолог» Ольги Петровны, в котором пыл­ ко доказывал, что героиню нельзя судить за то, что она «выжила», «наладила жизнь свою», «вышла замуж вторично» и т. п. (см. Ф. Левин Выслушать и другую сторо­ ну (о рассказе Э. Казакевича «При свете дн я»),— «Знамя», >1962, № 3). Зашита та­ кого рода, может быть, была бы уместна на бракоразводном процессе, если бы Ольга Петровна вдруг оказалась не литературным персонажем, а живым лицом, понесшим моральный ущерб от ложных упреков в недобропорядочности. Но Э Казакевич меньше всего был склонен ставить вопросы в этой избитой плоскости. Ж енская добро­ порядочность Ольги Петровны нигде не ста­ вится под сомнение. Рассказчик осудил Ольгу Петровну за другое. Он не принял заурядность ее отно­ шения к жизни, при котором прошлое ока­ залось прозаически обесцененным, лишен­ ным своих неотъемлемых прав, принадлеж а­ щих ему по всей человеческой справедли­ вости Прошлое так же невозможно ис­ торгнуть из жизни без тяжких последствий для духовного строя личности, как убить память, усыпить совесть. Жизнь без памя­ ти о прошлом нравственно неполноценна. И у сегодняшнего дня, у настоящего, есть свои обязательства не только перед буду­ щим, но и перед прошлым. Простой безрукий солдат принял это обязательство куда ближе к сердцу, чем женщина, для которой Нечаев действитель­ но был когда-то самым близким и родным человеком Вот почему капитан Нечаев в воспоми­ наниях солдата более реален, по-человече­ ски более значителен, чем муж Виталий Николаевич в потревоженной памяти жены. Рассказ Слепцова во многих отношениях оказался для Ольги Петровны совершен­ ной неожиданностью, открытием; узнавая мужа в частностях, она не узнавала его в целом. И это открытие вызвало в мыслях Ольги Петровны образ другого, довоенного Нечаева, скромного, тихо-талантливого че­ ловека, которого она по-настоящему так и не узнала. «Он был скромен и горд. Впрочем, был ли он скромен? Был ли он горд? Она не знала. Она плохо знала его. Или, может быть, этот солдат его плохо знал? Кто знал подлинного Виталия Нечаева?» В рассказе возникают два образа, два субъективных представления о герое. Но они не исключают друг друга, а совмещают­ ся, создавая вполне проясненный, целост­ ный характер человека, оставшегося в ко­ нечном счете самим собой. И Нечаев, и Ольга Петровна, как и все окружающие их люди, в чем-то изменились за время войны. «Хорошего человека война делает луч­ ше, плохого хуже»,— любил говорить Ви­ талий Николаевич. Я про эти его слова