Сибирские огни, 1966, №9

/ ставления о человеке. С. С. Смирнов разы­ скал своих героев, М. Ш олохов услышал поразившую его историю от встречного, и это обстоятельство предопределило родовые черты содерж ания и ж анровой формы их рассказов. Л . Волынский не торопился со своим рассказом . Он долго — по разным причи­ нам — отклады вал его. Но когда, наконец, писатель вернулся к осенней трагедии 1941 года, он отнесся к самому вы страдан­ ному сюжету своей ж изни с максимальной ответственностью за каж дое сказанное слово. Р ассказчи к дал полный простор, открыл глубинный ход памяти, совершив вторично, в наши дни, тот ж е маршрут, ко­ торый совсем при других обстоятельствах был пройден им двадц ать лет назад. И прошлое ожило на старых дорогах. Как историк восстанавливает по документам об­ щую картину событий, так очевидец ориен­ тирует по местности свою память, и она возвращ ает массу подробностей и оттен­ ков, казалось бы, навсегда утраченных. В е­ щественные свидетельства достоверны, но молчаливы. В рассказе Л . Волынского они заговорили. Произведение имеет не совсем обычный подзаголовок — «К истории одной безы ­ мянной могилы». Т акая локализация темы подстать исследователю , привыкшему чет­ ко ограничивать предмет своих разысканий. И это ощутимо в рассказе. Но автор не ставит тут точку. От описания внешних об­ стоятельств он переходит к анализу тон­ чайших оттенков собственного внутреннего состояния. Мемуарный рассказ об осени 1941 года Л . Волынский соединил с путе­ вым очерком о поездке 1961 года на Пол­ тавщину, в село Ковали. Здесь когда-то на­ чался его марш рут. И рассказчик повсюду, где это необходимо, дает почувствовать сходство и разницу м еж ду тем. как вы гля­ дят предметы сейчас, и какими они были тогда. Очерковый план чередуется с мему­ арным по мере последовательного развер­ тывания основной темы рассказа. К аж д ая вещ ественная подробность, связанная с со­ рок первым годом, оказы вается своего рода объективным свидетельством, придающим особую устойчивость всей постройке воспо­ минаний. Ощущения сегодняшнего дня обо­ стряю т пам ять о прошлом, приближают его к настоящ ему. И сегодня в заросш ем саду за большим колхозным двором в селе Ковали можно увидеть краш еную суриком пирамидку с фанерной пятиконечной звездой — скром­ ное надгробие над безымянной могилой. По рассказам одних, здесо было расстреляно четыреста, по утверждению других — семь­ сот человек. Р асск аз Л . Волынского восстанавлива­ ет подлинную историю этой безымянной могилы. Автор сам видел все, что произо­ шло здесь д вад ц ать лет назад. Он стоял в шеренге людей, отобранных для расстрела из десятиты сячной толпы военнопленных, переж ил то ж е самое, что те четыреста или семьсот, и только по прихоти судьбы был возвращ ен назад в общий строй. Он про­ шел по дорогам, которыми гнали пленных от одного концлагеря к другому, испытал страшные физические и нравственные муки, беж ал, скры вался по украинским селам и, в конце концов, вышел из окруж ения. Собственная судьба рассказчика повто­ ряет многое из того, что было характерно для биографии людей, прошедших сквозь ночь фашистского плена. Объективный, ис­ торический план рассказа и субъективное, лирическое осмысление фактов естественно соединились в одно целое. Вот почему рас­ сказ сохраняет строгую фактичность доку­ ментально-мемуарного ж ан р а и одноврем ен­ но ничуть не уступает по силе и глубине анализа первоклассной психологической прозе. Это качество поднимает произведе­ ние Л . Волынского над обычными воспоми­ наниями от первого лица, к которым он ближе всего по типу повествования. У Л . Волынского есть свое, вполне конкретное представление о бездушной м а­ шине ф ашизма, его армии, его палачах и подручных, его методах массированного по­ давления личности. Сам писатель не считает это представление полным. «Мне и теперь каж ется,— зам ечает рас­ сказчик,— что я недостаточно знаю о соци­ ально-психологическом комплексе, о т я ж е ­ лом заболевании, которое принято назы ­ вать фашизмом. К аж дом у хорошо известна картина кризиса, итог, результат: ж гут, саж аю т в концлагеря, убивают. громят... Но до сих пор до конца не додумано, к аки ­ ми путями проникает зар аза в кровь и мозг человека — независимо от того, кто он, где родился, на каком языке баю кала его в детстве мать». К большой антифашистской литературе рассказ Л . Волынского добавил несколько новых, правдивых и точных штрихов. Вос­ поминания вылились в лирическую прозу высокого общественно-публицистического звучания. Ж ивое современное чувство спла­ вило воедино настоящее и прошлое. И не­ повторимые подробности трагической об­ становки киевского окруж ения сорок пер­ вого года, и ранящие душ у сиены ф аш ист­ ской неволи, и мгновенные, как рисунок углем, портреты окруж ающ их, и давние осенне-зимние украинские пейзажи, растер­ занные войной, и сегодняшние мирные к ар ­ тины тех самых мест — все это вошло в лирическую исповедь рассказчика как напоминание о чем-то близком, неотбо­ левшем. «Почему предвоенное каж ется далеко отошедшим, навсегда минувшим, а все, что было в войну,— вот оно. протяни только руку? Мож ет быть, потому, что живы не только воспоминания?» Очерковый рассказ «Д вадцать два года» может служить прямым ответом на этот вопрос. Действительно, живы не только вехпоминания, живы люди, в судьбе кото­ рых война оставила неизгладимый след. Основное время второго рассказа Л . Во-