Сибирские огни, 1966, №8

Он был придуман добротой людскою, Любовью к дому, к сказке в том дому. Ненужный, он лицом к лицу с тоскою. Как этой ночью холодно ему!.. А он шутил, бывало, незлобиво, Пел озорно над вьюшкою печной... Теперь конец. Зачем он им, счастливым, Доживший век, бездомный домовой? Его наутро обнаружат мыши, Что пировали под чужим столом... Он будет мертв. Он даж е не услышит, Что эти твари пропищат о нем. * * * Коль все прощу врагам, В ворота рая Мне обещают душу пропустить. Но я прощать врагам не собираюсь — Найти бы силы все друзьям простить... * * * Как мне видна неправота одних, Завистливость других и равнодушье третьих.. Из них, пожалуй, многим быть в ответе За этот, на глазах разъятый стих. Он холодно разобран на слова,— Связь порвана, и строки опустели, В его отпрепарированном теле Поэзия теперь едва жива... Так, бабочку стараясь унести, Малыш сминает крылья ей в ладонях И, погасив сверкающий огонь их, Потом упрямо говорит: «Лети!» МОЙ ЧЕРТ Он был не то, чтоб настоящий черт, А так себе, чертенок, третий сорт, Достаточно взьерошенного вида,