Сибирские огни, 1966, №8

Февральский ветер, снежный ветер! Деревья мечутся в окне. Все сдвинулось. На белом свете Никто не верит тишине. Весь мир в движенье и в смятенье, Кружится мир в кромешной мгле, И очень хрупкие растенья Цветут ночами на стекле. Но всходит солнце. Солнце всходит! И, усмирив метели бег, Порядок на земле наводит Сквозь нудный снег, сквозь трудный век. И оживает ожиданье Весны, идущей по земле. И очень хрупкие созданья К полудню тают на стекле... Д О М О В О Й Д ом предназначен к сносу. Доживают В нем до поры последние жильцы. Они сегодня Новый год справляют. Покряхтывают дряхлые венцы. И на чердак, где лунный свет зеленый, Где под оконцем снега полоса, Весь вечер долетают приглушенно То музыка, то смех, то голоса... Их слышит, чтоб согреться, в шерстку дышит Взъерошенный и смутный домовой. Сидит под ржавой и дырявой крышей За черною трубою дымовой. Он помнит всех, кто в этом доме умер, Он всех живых любить бы вечно мог... Но кто о нем в веселом помнит шуме? Он одинок. Он очень одинок. Похожий на забытого ребенка, Он всхлипывает и дрожит, как лист. Перекрестился б цепкою ручонкой, Но домовой-то сроду атеист!