Сибирские огни, 1966, №8
той, ломом ворочал головни в котле, махал метлою так, что щепье ра з леталось во все стороны. Он попил воды из горла закопченного чайника и немного успокоился. Однако с Толей не разговаривал, отворачивался, сердился, видно. — У меня денег нет,— заговорил Ибрагим, опираясь на лопату,— Послал денги брату. Дом строит. Если я приеду Капкас — родину,— буду жить в этом доме. Хлеб, сахар, кипяток — пажалста. Денги нет,— Последние слова Ибрагим проговорил совсем уж виновато. — Ладно, дядя Ибрагим, не горюй, придумаем что-нибудь. — Не гаруй! Придумаим! — заворчал Ибрагим и постучал согнутым пальцем по лбу Толи: — Шту хорошего можит придумать такая башка? Вместе думать будим. Я думать буду. Школа как идет? — Ничего. — Ничева — пустуя место! — Хорошо. — Пусть будит хорошо. Иди домой. Ты миня...— Ибрагим поискал слово, но не нашел его, а Толя мысленно произнес за Ибрагима: «Огор чил»,— и чуть было не попросил у него прощенья. Побрел Толя из кочегарки на улицу, на холод. И никак не уходил из его глаз потный, закопченный Ибрагим. Он, даже умирая с голода, не взял ни у кого ни одной крошки, а наоборот, еще, бывало, туда, в су шилку принесет похлебку или кашу, а то и капусты щепотку-другую— сам не съест, людям отдаст. Ребятишкам чаще. Вроде бы только затем и появлялся из человеческого скопища Ибрагим, чтобы людям помочь. И опять растворялся в густо смешанном населении сушилки, как соль в хлебе — незаметная, но и необходимая человеку. А они? Ради з а б а вы! Ради прихоти и озорства. Провалиться бы или под коня попасть. Хоть бы отлупил Ибрагим, так не отлупил ведь. И никто не отлупит. Паралитик, разве? «Пусть попробует! Горло вырву! Зубами загрызу, но деньги не отдам !»— накалялся Толя, сжимая кулаки. И первый, кого Толя встретил дома, был Паралитик. Жд ал у дверей. — Потолковать надо! — защурил и без того узкие зрачки Парали тик и пошел впереди Толи, грозно постукивая костылем. * * * Особым, вышколенным в беспризорничестве, чутьем, каким-то ред костным, почти птичьим, наитием детдомовцы всегда и заранее чувству ют надвигающуюся беду, как покалеченные люди чувствуют перемену погоды. В четвертой комнате битком народу. И ни одной девчонки. Схоро нилась было Маруська Черепанова в уголочке, за голландкой, но ее вы ковырнули оттуда, леща хорошего дали и авансом еще одного дали, чтоб не вздумала подслушивать и подсматривать. Ребятишки сидят на кроватях, на тумбочках, на подоконнике. Де- менков стоит скучный, безразличный ко всему, прислонясь спиной к гол ландке. Его-то первого и отыскал глазами Толя. В комнате тугим узлом стянута тишина. Паралитик плотно захлопнул створки дверей и вставил ножку сту ла в дверную ручку, вгонял стул до самого сиденья. Все. Комната заку порена. — Ну-ка подвинься! — толкнул в бок сидящего на койке Борьку клин-голову Толя и, закинув ногу на ногу, по-деловому предложил:— Аркашку и Наташку выпустите! Малы! И вообще, у кого гайка слаба — пусть сразу...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2