Сибирские огни, 1966, №8

Прабабушка Антонина убралась на тот свет той же осенью, следом за матерью Толи. Что-то на этом, перечеркнутом снежными полосами, глухом, темном чердаке напоминало тот огород, белую бабушку со светлыми глазами, бурьян, свистящий и потрескивающий на ветру, грустное чирканье ж и ­ рующих на репейнике щеглов. Толя передернулся от холода, поднялся, вынул кирпич, опустил его к ногам. З аж е г спичку, достал за бечевку сверток. Стряхнув со свертка пыль и сажу, засунул его за пазуху, а кирпич вставил на место. Сам отряхнулся, постоял, успокаиваясь. Как во вспышке зарницы, увидел он еще раз прабабушку Антонину, унылый осенний огород, низкое небо со снеговыми тучами и спустился с чердака. Прошмыгнув в уборную, он при свете мерклой лампочки стал счи­ тать деньги. Осталось триста восемьдесят рублей. Быстро же разлете­ лись денежки! А может, Паралитик ополовинил? Деменкову еще отдал? От Деменкова назад ничего не получишь! Бесполезное дело. В уборной у Толи была своя древняя заначка, под плинтусом, вые­ денном крысами. Он отогнул ногой треугольник плинтуса и засунул в крысиную нору сверток. Крыс уже давно переловили и исказнили ребя­ та, а нора осталась, и знает ее один Толя. Он — старожил. А у всякого старожила есть свои тайны, свои заначки и свои печали и радости. Плин­ тус, спружинив, щелкнул, Толя стукнул по нему ногою, подгреб в угол комья серой хлорки, без нормы насыпанной уборщицей. В дверь уборной постучали. Толя, расстегнув штаны, придерживая их, откинул крючок. З а дверью стоял Валериан Иванович. - Ты что, Анатолий, закрываешься? Ночь ведь,— внимательно всматриваясь в лицо Толи, спросил Валериан Иванович. — С животом у меня неладно,— буркнул заранее придуманное То­ ля и отвел глаза, но тут же скорчился, заспешил к очку. Репнин притворил дверь уборной, прошаркав валенками, ушел к себе. Он странно ходил последнее время. Будто не ноги его носили, а он их. Толя затянул ремешок, постоял с минуту и на цыпочках пробрался в свою четвертую комнату. Все он делал как-то автоматически точно и строго. Он знал, на что шел. Внутри его появилась окаменелость, из ко­ торой сочился медленный, тонюсенький ключик. В голову и в сердце на­ катывали перебои, становилось то жарко, то ознобом пробирало. Но д а ­ леко-далеко все это, как будто внутри другого человека свершалось. То­ ля медленно разделся, опустился на кровать. — Арканя, ты спишь? Мальчик не ответил. Толя прислушался. Малышок не шуршал про­ стынями. Удивительно спокойно спал он сегодня. Выходной, значит. Не притаился ли? Толя закрыл глаза, распружиниваясь, громко, длинно выдохнул — и сразу отпустило, разжалось что-то в нем, там, внутри. Его затрясло, заколотило, и снова сделались слышны все перепутанные запахи детдо­ ма: сырых валенок, преющих от сырости половиц и опилок, в завалину и меж рамами насыпанных. Сверх того козырьем все крыла — вонь кар ­ болки и едва доплывающий сюда сверлящий дух хлорки. Толя кутался в одеяло, в простыню, набросил на себя еще пальтишко — дрожь никак не унималась, и запах хлорки никак не исчезал. Он прокрался в умывальник и, стараясь не бренчать увесистым со^ ском, с мылом вымыл руки.