Сибирские огни, 1966, №8
Толя Мазов вздрогнул, когда ему передали, чтоб он шел в «канце лярию», к заведующему. С тех пор, как Валериан Иванович сказал ему, чтобы он зашел в канцелярию,— Толя томился. Угадывал, что разговор будет о деньгах, и боялся этого разговора. Думал, может, заведующий забудет о нем, а тот, как видно, не забыл. Толя протиснулся в комнату Валериана Ивановича и увидел девоч ку и мальчика, сидевших рядышком на стульях. И непонятное беспокой ство нахлынуло на него. Девочка болтала ногами и крошила зубами печенинку. Мальчик держал печение в руке, и оно размякло в отпотев шей ладони. Толя забыл поздороваться, ждал, поправляя рубаху, чего скажет заведующий. — Вот,— не поворачивая головы к Толе, что-то вытаскивая из ящика письменного стола, заговорил Валериан Иванович.— Это дети той женщины, кассирши из бани, у которой вы украли на пропой деньги. Аркаша удивленно поглядел на Валериана Ивановича, перевел взгляд на Толю, и лицо его вспыхнуло. Он опустил глаза, а сестра его все так же беззаботно болтала ногами и доедала печенинку. Брат неза метно положил на подол ее платья своих два кружочка печения, и глаза Наташки радостно заблестели. Девочка захлопала в ладошки, да так и застыла с поднятыми руками. Она обвела всех виноватым взглядом, мед ленно опустила руки и присмирела разом. Толя стоял, как на суде,— руки по швам. Валериан Иванович был туча тучей, пошвыривал какие-то бумаги в столе. — Дети, Аркаша и Наташа, будут временно жить у нас,— жестко и медленно заговорил он, наконец давая Толе время уяснить смысл его слов.— М-да, поживут. До тех пор, пока не сыщутся деньги.— И уже совершенно буднично, деловито закончил:— Они еще очень малы. Им присмотр нужен. Ты будешь им за... — Вы!..— захлебнулся от разом вспыхнувшей ярости Толя.— Ну вы и... Смеетесь, да? Насмехаетесь, да?.. Я...— Толя выскочил из ком наты заведующего, свирепо саданув дверью. Ругаясь сквозь стиснутые зубы, заметался он по детдому и дал одному подвернувшемуся шкету ни с того ни с сего пинка. Тот «запел» и пошел искать сердобольную Маргариту Савельевну, чтоб пожаловаться ей. Не принято было у стар ших ребят трогать малышей, и шкету этому, видать, не столько уж боль но было, сколько обидно. «Изнежились, заразы! — выругался Толя.— Тронуть нельзя. Сейчас воспиталка заведет: «Вы старшие, должны при мер подавать, а вы...» Тьфу! Уходить надо, скрываться». Глава седьмая У Толи было в характере: чуть чго неладно — из дома долой, хоть в злобе, хоть в тоске, на улицу, к реке, в лес. И там в одиночестве он чаще всего успокаивался, либо совсем уж погружался во мрак и делал ся невыносимо вредным, злым, досаждал кому только мог. Лес, или то, что называлось лесом, начинался тут же, за последним бараком. Хилый северный лес, прореженный топорами и пилами, где и ветру-то негде заблудиться, он немножко отряхнулся от снега. По вер шинкам низких елок прошли лыжни. Одна елка т а к и д ержала на вер шинке кусочек лыжни, как обломок рельса. С нее катились капли. Кед рачи над рекою стояли по-зимнему тихие и сонные, завязив в сугробах лапы. Строгие деревья, много перетерпевшие перед тем, как прижиться
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2