Сибирские огни, 1966, №8
тельно согласился он.— Только задачки по алгебре и физике сама ре шать будешь, а я списывать. Идет? — Там видно будет. Зина же принесла Толе одежду в больницу, и он, слабый, бледный, впервые в жизни узнавший — какое это счастье подняться с постели и вернуться домой, выйдя за дверь больницы, едва не упал, захлебнувшись струистым северным воздухом. Ребятня встречала его. Мимо школы шли, ученики первой смены высыпали — как раз большая перемена была,— толкали его, смеялись, о чем-то спрашивали. Еще издали он увидел приклеившееся к детдомовскому кухонному окну лицо тети Ули. На крыльце стоял Валериан Иванович и хмурился, пытаясь спрятать приветливую улыбку. Зина помогла подняться Толе на крыльцо, и он, сияя весь, предстал перед Валерианом Ивановичем: — Вот... домой пришел... сам, на костылях. — Здравствуй, раз пришел! — шевельнул морщины у глаз Валериан Иванович и подал Толе руку, как большому, а потом притиснул его к себе, тут же отпустил и подтолкнул к двери дома. Толя первым делом зашел на кухню к тете Уле. Она, конечно, всплакнула, поругала его, а потом дала стакан компота, полный урючных косточек, и, пока он их колол на столе гирей от весов, стояла у окна, курила и глядела на него. С этих пор тетя Уля наталкивала больного чем только могла. Ека терина Федоровна сшила ему новую белую рубашку с карманом на груди, Маргарита Савельевна подарила книгу «Байрон». Ребята завидо вали Толькиному такому положению. Некоторым захотелось ногу поло мать тоже, но чтоб нечаянно и небольно. Зинку уж не дразнили и отно сились к ней и к Толе по-доброму. Правда, ребята же устраивали скачки на Толиных костылях, одолевая детдомовский коридор в четыре прыжка, и поломали костыли. Они сделали Толе палочку с набалдашником и уверяли, что с нею д аж е «красивше». И хорошо, что врач больницы углядел Толю в городе с этой форсистой палочкой, отнял ее и выписал ему новые костыли. А то бы снова попал Толя на койку или охромел бы на всю жизнь. Зина и Маргарита Савельевна приступом взяли «больного», и он, к удивлению учителей, не остался на второй год и даже переэкзаменов ку по математике на осень не получил. А переэкзаменовка по математике назначалась ему почти каждый год. Еще в ту пору, когда ходил Толя на костылях, вздумал он учиться музыке. Стал мало-мало тренькать на балалайке «Сербиянку» и бросил. Взялся за гитару. Осилил «Соколовский хор у Яра». Тоже бросил. Пе реметнулся на мандолину, потом на гармошку. Прошел все инструменты, имеющиеся в детдоме, и... Ни на одном играть как следует не умел. Привезли биллиард. Толя гонял шары день-деньской, пока не сде л ался первым игроком в детдоме. Закинул и эту игру. Перешел на «чику». Чика давалась труднее. Среди ребят были невиданные мастера по чике, и они обчистили Толю, как липку. И оказался он весь в долгах, и ничего другого ему не оставалось, как сойтись с карманниками, никогда не переводившимися в детдоме. Они охотно и бескорыстно обучали Толю тонкому ремеслу. У Толи длинные, гибкие пальцы. Тихий парнишка Женька Шорни ков с ангельским взглядом и неряшливо заштопанной шеей после опе рации, мальчик, на которого и не подумаешь, что он способен залезть в карман, позавидовал Толиным пальцам'
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2