Сибирские огни, 1966, №8
мой поживает? — уже за дверью спросил Ступинский, провожая Репни на до крыльца. «Какой воспитанный человек. И где бы это?» — удивился Валериан Иванович и переспросил: — Мазов-то? Разно поживает. Сложный мальчишка. И хороший, и плохой. Без середины. Еще раз извините,— по-военному приложил руку к шапке Репнин.— А что касается вашей просьбы, то дверь нашего дома для всех открыта, и ребята всегда людям рады.— Репнин тут же мрач новато добавил: — Если они по делу, конечно. Он всю дорогу «переваривал» этот разговор. «От мирз детей, к со жалению, не отгородишь. Они, как трава,— загороди жердями, проволо кой, частоколом самым плотным, все равно просочатся за изгородь. М-да, просочатся... Что это вдруг Ступинскому вспомнился Мазов Го- ля?.. Впрочем, Толя и в самом деле «крестник», ведь Ступинский нашел его и определил в детский дом»... * * * Зимой тридцатого года из села увезли куда-то Светозара Семенови ча Мазова — Толиного отца. Толя, конечно, не знал, за что взяли отца, сказали — подкулачник и увезли. Он был главной опорой большой и бе залаберной семьи Мазовых. Дед Толи, Семен, по пьянке давший стар шему сыну звучное, городское, как ему казалось, имя, погиб в граждан скую войну, прадеду Мазову уже подкатывало к сотне лет, и больше мужиков в семье не было — сплошное бабье, ребятишки. Семью выселили из дома, а после и из деревни. В городе погрузили на пароход и повезли вниз по реке. Пароход тянул за собою пузатую баржу. И пароход, и баржа были набиты переселенцами. Их везли в Заполярье, на какую-TQ новостройку, как им объявлено было. Пароход отапливали дровами. Шел он сутки, а двое брал дрова. Тогда семьями ходили по ягоды, по грибы и кедровые орехи. В пути с парохода и баржи утерялось несколько ребятишек и глухая старуха. С дровами было много беспокойств, но и удобства были тоже. Люди де лали в поленницах пещеры, загораживали вход дерюжинами — и полу чались каюты, хотя и временные, но все же отдельные. На одной большой пристани на пароход посадили вербованных. По теснились переселенцы. Иным семьям пришлось устраиваться на палубе, возле трубы. Труба чадила смольем, сорила угольями. Одежонка на пассажирах прогорала, решетилась. Река мрачнела и узилась. Скалы возносились выше, и на них уже не было тайги, а только маячили обгорелые ветлы да зябко корчились го лодные кустарники. Приближались к большому порогу. Пугливо кричал пароходишко, болталась баржа. С нею никак не мог управиться шкипер. Вода кипела в реке, процеживалась вспененными потоками меж ка менных зубьев. Коридор из скал сделался узкой щелью, и вверху кри вою молнией отсверкивал белый свет. Смолкли люди на пароходе и на барже, вдавились в стены, в койки, зарылись в постеленку. Матери прижали к себе детей. Ревела река вдали. Навстречу выныривали испуганно вихляющиеся бакена. Пароход подбрасывало, одно колесо вдруг увязало, переваливалось одышливо, с трудом, пароход зарывался по обнос в воду. Другое колесо в это вре
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2