Сибирские огни, 1966, №8
женщина. Герой! Ходатайствуем об ордене. Вот вам и фантазия. Закончив телефонный разговор, Ступинский достал другую папиро су, так как прежнюю успел растерзать в пальцах, закурил и позвонил дежурному, чтоб его пока не беспокоили. — Оказывается, вы причастны к делу с государственными ценно стями! А я грешным делом недоумевал: за что, думаю, вас сослали? Ведь большинство офицеров было отпущено после войны. — Д а и меня тоже отпустили. Невелика персона. Но потом я так устал мотаться без определенного дела, без дома, что схватился с маль- чишкой-следователем, надерзил ему... — A-а, теперь небось убедились, что мальчишки сами дерзить лю бят, а чтобы им — ни-ни... —■Убедился,— улыбкой на улыбку ответил Репнин,— М-да, наслы шан оыл потом я, как вели себя за границей высокопоставленные российские кутилы. Они б тряхнули тем эшелончиком, не захвати его партизаны. — Казна пошла на возрождение России, как вы того и хотели, толь ко другой России, рабочей,— Ступинский подался к окну, попытался выглянуть, но окно уже давно и толсто обмерзло. Он механически з ад ер нул занавеску, и Репнин понял, что разговор по телефону все-таки сбил его с мысли, с начатой беседы, и он снова пытается попасть в тон, вер нуться к теме.— Из пепла и развалин поднимались. Каждой крошечкой дорожили. Только вот поднялись, передохнуть бы. Некогда. Работаем , забывая о себе, о своем уюте, спешим сделать за десятки лет то, на что века требовались. На эту вот тему побеседовать и позвал вас. Оттуда,— показал Ступинский на телефон,— распоряжаются громко и охотно, а вот специалистов только на заводы да в порт дают, откуда реальная прибыль есть, а в школы, в клубы, в редакцию газет — не дают, жмутся.. Кидают нам Ненил разных, да еще бродяг вербованных валят валом. А тут и без того всяких типов да придурков девать некуда. Такие-то пироги, Валериан Иванович. Доверяется вам сто с лишним жизней, иму щество. Вот вы уже и кусочек народной власти. А что было, будем счи тать, быльём поросло. Р абот ать надо. — Нечего сказать, подвели к знаменателю! — Валериан Иванович протянул Ступинскому стакан .— Подлейте, пожалуйста, горяченького. М-да,— пожевал он губами.— Должно быть, я отстал от времени, оттого и не понимаю иных вещей. Не понимаю, например, как это при не хватке, при этакой человечной, доброй заботе о детях, для которых последний кусок отрывают, в то же время обращаются со своими к а д р а ми ровно с огородной овощью: вырастили, выкопали — и в подвал! Ступинский ответил не сразу. Он сунул папиросу в подтопок, про следил, как ее подхватило и уволокло тягой, и, повернувшись к Репнину, глаза в глаза произнес: — Представьте себе, Валериан Иванович, я тоже этого понять не могу,— он развел руками и обессиленно уронил их.— Это напасть какая - то... Я ведь вижу и знаю куда больше, чем вы,— Ступинский горестно оперся лицом на руки и замолк. Волосы у него опять сползли, сделав пробор на середине головы, и он опять напоминал российского мастеро вого. Только руки его были тонки, без натруженных жил, давно не з н а ющие тяжелой работы руки. Валериан Иванович не шевелился. Он был несколько озадачен воз никшим предметом разговора. О таких вещах не только говорить, но и Думать люди теперь боялись. Так и не отнимая рук от лица, Ступинский заговорил, как будто и не прерывался:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2