Сибирские огни, 1966, №8

бождаяс ь от дневных сует и передряг, и сам он успокаивается, обретает душевный покой. Пра вд а , и покой его был не очень-то покойным. Он все равно не может отделаться от мыслей о детдоме, о ребятишках, что остались там, дома, и спят себе посыпают. Иной раз слабым про­ блеском памяти выхватит что-либо из прошлого, и дивуется он сам себе: «Неужто и у меня детство было? Смешно! А ведь было, было, толь­ ко так его уж забаррикадировало потом, что ничего путного и не при­ поминается». Жи знь получилась длинной, доверну наполненной собы­ тиями, и такими событиями, которые, как гранитная осыпь, завалили все. Памя ть не сберегла детство. Как жаль , как жаль. Он бы сравнил его с детством своих ребят и, может быть, лучше понял бы их. Отчетливо помнились годы учения, студенческая труппа, огни Ц а р ­ ского Села и театр. Он очень любил Александринку, любил оперу. «Трубадур» и «Аида», «Иван Сусанин», «Борис Годунов», «Демон». По ­ чему-то больше всего потрясал его «Демон», а в «Демоне» хор «Но­ ченька». Он как-то приобрел уже здесь, в Краесветске, пластинку, взял у ребят патефон и весь вечер сидел, запершись на крючок, заводил хор «Ноченька» и никого к себе не пускал. И тогда, в тот вечер, вытирая глаза платком, он вдруг почувствовал, что стариком успел сделаться, не по летам , а душою старым, и еще понял, что сл адка я грусть воспо­ минаний очищает человека и счастлив тот, кому есть что вспомнить хорошее. Его хороших воспоминаний достало лишь на один вечер, и он вернул ребятам патефон вместе со своею пластинкой и вскорости об ­ наружил черные осколки этой пластинки з а дровяным сараем , куда вы­ носили мусор из дома. Р еб ят а разбили «Ноченьку». Ему нечего было б делать на этом свете, не о ч^м вспоминать, если б он еще раз, вдругорядь не родился на свет. Посодействовал ему в этом , комиссаристого вида следователь в кожаной куртке. Молодой, напористый, правый в словах, деяньях и убеждениях своих. Вместе со многими белыми офицерами отпущенный после г р аж ­ данской войны на все четыре стороны Репнин болтался по Сибири, про­ бавляяс ь случайной работою. Одно время работал д аж е в Иркутском театре статистом и чуть было там не женился. Но в годы нэпа бывшее офицерье и прочие недобитки прошлого царствия начали поднимать голову, тайком потекли за границу. Тем офицерам, что не убежали , н а ­ до было пройти строгую проверку. Веди себя посмирней на проверке Репнин, может быть, и не лопал бы он в ссылку, но он орал на молоденького следователя, который с подковыром интересовался: «Почему это Репнин остался здесь и не умо­ т ал за границу? Какие такие дела его тут задержали?..» «Моя земля здесь! — у к а з ал себе пальцем под ноги Репнин.— З а границу мне ехать незачем и не к кому. А если вас не устраивает мое общество, катитесь сами ко всем чертям!..» «Твоей земли тут нету, контра! — хряпнул кулаком по столу сле­ дователь .— Твоя земля тама! — махнул он себе з а спину.— И ты ее усвоишь...» Он так и сказал , не освоишь, а усвоишь. В этой маленькой замене слов ок а зался свой большой резон и свой смысл. Репнин «усвоил». В этом новом, далеком городке он знает любой барак , любую улочку со своей недолгой, но особенной историей и по­ мнит прожитые здесь дни в едином сплаве, а не по отдельности.