Сибирские огни, 1966, №8
Глава тре тья После двенадцати детдом начал утихать. В третьей комнате, прав да, еще хихикали: Паралитик рассказывал похабные истории и анек доты. Анекдоты он перевирал, оборачивал их какой-то несмешной из нанкой и любой рассказ свой пересаливал хрушкой, несъедобной солью. Ему не верили, над рассказами его не смеялись, но слушали. Была в них для ребят, видно, какая-то нечистая, запретная притягательность. Валериан Иванович громко постучал в дверь третьей комнаты. Притихли ребята, затаились. В четвертой комнате спокойно. Мимо Валериана Ивановича про мчался полусонный Женя Шорников по своим делам. В двенадцать тридцать проснется Малышок-косоротик и пойдет по комнате, по коридору с открытыми глазами, и, если его не остановить, он полезет на подоконник и нигде не соскользнет. Дети шарахаются от него, боясь колдовства, которое, как им кажется, заключено в м аль чике. А он идет, улыбается, идет, улыбается и все старается залезть куда-то выше, дальше. Лунатик. Чем манит, притягивает к себе этого мальчика холодная, нежилая планета? Что там такое заключено в ней, какое волшебство? Малышок спит. Ему спать еще пятнадцать минут. В комнате че- шуится рябь от бледной ночи и еще более бледной луны, чуть пропе чатавшейся в небе. Малышок улыбается, откинувшись на подушку, вздрагивают его полузакрытые веки, и пальцы рук вздрагивают. От обычного сна он переходит в другой, лишь ему ведомый сон. Кто знает, может быть, в этом, другом, сне луна покажется ему матерью? Может быть, приходит она к нему в двенадцать тридцать, подает неслышную руку и ведет за собою? И бредет мальчишка один, только ощущая прикосновение этой легкой и прозрачной, как паутина, руки. И тогда не прогоняй его сон — мальчик очнется, как от обморока, и будет весь остаток ночи плакать, а днем вид у него будет вялый, больной. Валериан Иванович слышал как-то на войне притчу об одном ти хопомешанном. Дом сумасшедших попал под артиллерийский обстрел, и больные разбежались — кто куда. Неподалеку от одного больного р а зорвался снаряд. Он внезапно очнулся и сказал, оглядевшись вокруг: «Ой, как неинтересно!». Оказывается, внутри повернутой души больного существовал сов сем иной мир, прекрасный мир, тихий, добрый, с райскими лесами, птицами, музыкой, красивыми женщинами. Не дать прикоснуться Малышку к обманчиво-красивому миру, если он является ему, тогда мальчишка не будет болен. Дети не должны обманываться д аже в снах. — Анатолий,— вполголоса окликнул Валериан Иванович, накло нившись над Толей Мазовым,— через пятнадцать минут тихо разбуди Малышка, своди умыться и уложи его обратно. Ну, ты знаешь, как это делается. Репнин надевает шапку, пальто, выходит на улицу. Тихо похрусты вает под валенками корочка снега, схваченная ночною стылью. Он ш а гает по этой, морозцем скованной, дороге к лесу, низким черным з аб о ром разделившему заснеженную землю и бледное, в серых промои нах небо. Поздние эти прогулки — самая дорогая отрада Валериана Ивановича. Город редко и сонно помаргивает огоньками, маленький, деревян ный город, а он идет, идет мимо него, и думы его выравниваются, осво
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2