Сибирские огни, 1966, №8

мертвеца. Это был Гастман. Берлах стоял, слегка склонившись, все еще держ а в ле­ вой руке черную ткань. Молча смотрел он на восковое лицо покойника, на еще со­ хранившие усмешку губы; глазные впадины стали теперь еще глубже, но ничего страшного не таилось больше в этих пропастях. Так они встретились в последний раз, охотник и его дичь, леж авш ая приконченной у его ног. Берлах предчувствовал, что ж изнь о б о и х достигла конца, и его взгляд еще раз проник сквозь годы, его мысль еще раз проделала путь по таинственным ходам лабиринта, представлявш его собой ж изнь их обоих. Теперь между ними не осталось ничего, кроме беспредельности смерти, судьи, приговором которого было молчание. Берлах все еще стоял, склонив­ шись, и бледный свет камеры падал на его лицо и руки, играл и на покойнике, оди­ наковый для обоих, созданный для обоих, примиряя обоих. Молчание смерти опусти­ лось на него, проникло внутрь, но не дало ему успокоения, как тому, другому. М ертвые всегда правы. Берлах медленно покрыл лицо Гасгмана. Одна только мысль Еладела им долгие годы: уничтожить того, кто теперь леж ал у его ног в голом сером помещении, покрытый осыпающейся штукатуркой, словно легким, редким снегом; и теперь старику не оставалось ничего другого, кроме как устало накрыть труп, сми­ ренно просить о забвении, единственной милости, могущей смягчить сердце, изглодан­ ное неистовым огнем. * * . * В тот ж е день, ровно в восемь, Ч анц вошел в дом старика в Альтенберге, сроч­ но вызванный им к этому часу. К его удивлению, дверь отворила молодая служ анка в белом переднике, а когда он вошел в коридор, из кухни доносился шум кипящей воды, приготовления пищи, звон посуды. Служ анка сняла с него пальто. Л евая его рука была на перевязи. Девушка открыла перед ним дверь в столовую, и Чанц замер на пороге: стол был торжественно накрыт на две персоны. В подсвечнике горели свечи, в конце стола сидел Берлах в кресле, освещенный неярким красным светом, являя собой картину непоколебимого спокойствия. — Садись, Чанц,— сказал старик своему гостю и указал на второе кресло, при­ двинутое к столу. Чанц сел оглушенный. — Я не знал, что приглашен на ужин,— произнес он наконец. — Мы должны отпраздновать твою победу,— ответил спокойно старик и немного отодвинул подсвечник в сторону, так что они могли без помех смотреть друг другу в лицо. Потом он хлопнул в ладоши. Д верь отворилась, и статная полная женщина внес­ ла огромный поднос, до краев уставленный сардинами, раками, салатами, огурцами, помидорами, горошком, майонезом и яйцами, холодной закуской, курятиной и лосо­ синой. Старик положил себе всего. Чанц, который видел, какие порции накладывал себе этот человек с больным ж елудком , от изумления положил себе лишь немного картофельного салата. — Что мы будем пить? — спросил Берлах.— Лигерцского вина? — Хорошо, лигерцского,— ответил Чанц как во сне. С луж анка налила вина, Берлах начал есть, он съел лососину, сардины, салаты, майонез, холодное жаркое, ударил в ладоши, потребовал еще. Чанц, остолбенев, все еще не управился со своим картофельным салатом . Берлах велел наполнить свой ста­ кан в третий раз. — А теперь паштеты и красное нойенбургское вино,— распорядился он. Им сменили тарелки, Берлах велел положить себе три паштета, начиненные гусиной пе­ ченкой, свининой и трюфелями. — Но вы ж е больны, комиссар,— произнес Чанц робко. — Не сегодня, Чанц, не сегодня. Я праздную, потому что наконец уличил убийцу Шмида! Он выпил второй стакан красного вина и принялся за третий паштет, без передышки ж уя, ж адно поглощая дары этого мира, непрерывно работая челюстями, словно дьявол, утоляющий неутолимый голод. Н а стене плясала, увеличенная вдвое,