Сибирские огни, 1966, №8

— Я имею о нем представление,— ответил писатель. — Вы имеете с в о е представление о нем,— холодно поправил старик темную массу в оконной нише. — Что меня притягивает в нем, это не столько его кулинарное искусство, хотя меня теперь уж е не так легко воодуш евить чем-нибудь иным,— а возможности чело­ века, действительно являющегося нигилистом.— сказал писатель.— Возможно, Гаст- ыан сделал больше добра, чем мы все трое, вместе взятые, сидящие здесь, в этой косой комнате,— продолж ал писатель.— Если я называю его плохим человеком, то потому, что добро он творит из той ж е прихоти, что и зло, на которое считаю его способным. Он никогда не совершит зла ради своей выгоды, как другие совершают преступления, чтобы обогатиться, завладеть женщиной или добиться власти; он со­ вершит зло, д аж е если оно и бессмысленно, для него всегда возможны две вещи — добро и зло, и реш ает дело случай. — Вы делаете выводы, как в математике,— возразил старик. — Это и есть матем атика,— ответил писатель.— Его антипод можно было бы сконструировать из зла, как конструируют геометрическую фигуру по зеркальному отраж ению другой фигуры, и я уверен, что в самом деле существует такой человек где-нибудь,— мож ет быть, вы и встретите его. Если встречаешь одного, встретишь и другого. — Это звучит как программа,— сказал старик. — Ну что ж ,— это и есть программа, почему бы и нет,— сказал писатель — Я представляю себе зеркальным отраж ением Гастмана человека, который был бы преступником потому, что зло — его мораль, его философия, он творил бы зло столь ж е фанатично, как другой по убеждению творит добро. У Гастмана же зло не есть выраж ение философии или склонности, а выражение его свободы: свободы отрицания. — З а такую свободу я и гроша ломаного не дам ,— ответил Берлах. — Вы и не должны д ав ать за нее ни гроша,— возразил тот.— Но можно посвя­ тить всю жизнь изучению этого человека и этой его свободы. — Всю жизнь,— сказал старик. П исатель молчал. К азалось, он больше не намерен говорить. — Я имею дело с реальным Гастманом,— произнес наконец Берлах.— С челове­ ком, который живет под Л амлингеном в долине Тессенберга и устраивает приемы, стоившие жизни Шмиду. Я долж ен знать, является ли тот образ, который вы мне нарисовали, образом Гастмана или он порожден вашей фантазией. — Нашей ф антазией,— поправил писатель. Комиссар молчал. — Не знаю ,— заключил писатель и подошел к ним, чтобы попрощаться, но руку протянул только Берлаху, только ему.— Меня никогда не интересовали подобные ве­ щи. В конце концов, дело полиции расследовать этот вопрос. •*** Оба полицейских направились к своей машине, преследуемые белой собачонкой, яростно лаявш ей на них; Чанц сел за руль. Он сказал: — Этот писатель мне не нравится. Собачонка взобралась на ограду и продолж ала лаять. — А теперь к Гастману,— заявил Ч анц и включил мотор. Старик покачал головой: — В Берн. Они стали спускаться к Лигерцу, в глубь местности, леж авш ей перед ними, как в бездне. Широко раскинулись камень, земля, вода. Они ехали в тени, но солнце, скрывшееся за Тессенбергом, еще освещ ало озеро, остров, холмы, предгорья, ледники- на горизонте и нагроможденны е друг на друга армады туч, плывущие по синим не­ бесным морям. Не отры ваясь глядел старик на беспрерывно менявшуюся пегоду позд-