Сибирские огни, 1966, №8
нами, иначе мы попадем еще в книгу,— вот примерно о чем подумали оба. Но когда они по знаку писателя уселись в мягкие кресла, они с изумлением заметили, что сидят в свете небольшого окна, в то время как лицо писателя с трудом можно было разли чить в этой низкой зеленой комнате, среди массы книг,— т а к коварно слепил их свет. — Мы пришли,— начал старик,— по делу Шмида, которого убили на дороге в Тванн. — Знаю . По делу доктора Прантля, который шпионил за Гастманом, ответила темная масса, сидящ ая между окном и ими.— Гастман рассказывал мне об этом.— Н а мгновение лицо его осветилось — он закурил сигарету. Они успели еще заметить, как лицо его скривилось в ухмылке.— Вам нужно мое алиби? — Нет,— сказал Берлах. — Вы не допускаете мысли, что я могу совершить убийство? спросил писатель явно разочарованно. — Нет,— ответил Берлах сухо,— вы — не можете. Писатель застонал: — Опять все то ж е, писателей в Швейцарии явно недооценивают. Старик засмеялся: — Если вам так хочется знать, то у нас уж е есть, разумеется, ваш е алиби. В ночь убийства, в половине первого, вас видел лесной обходчик между Ламлингеном и Шернельцем и вы вместе пошли* домой. У вас была одна дорога. Лесной обходчик еще сказал, что вы были в веселом настроении. — Знаю. Полицейский в Тванне уже дважды выспрашивал обходчика обо мне. Д а и всех жителей здесь. Д аж е мою тещу. Значит, вы все ж е подозревали меня в убий стве,— с гордостью констатировал писатель.— Это тоже своего рода писательский успех. Берлах подумал, что писатель хочет, чтобы его принимали всерьез,— он тщеславен. Все трое помолчали; Чанц упорно пытался рассмотреть лицо писателя. Но при этом свете ничего нельзя было поделать. , — Что ж е вам еще нужно? — процедил наконец писатель. — Вы часто бываете у Гастмана? — Допрос? — осведомилась темная масса и еще больше заслонила окно.— У меня сейчас нет времени. — Не будьте, пож алуйста, таким суровым,— попросил комиссар,— мы ведь хо тели только немного побеседовать с вами. Писатель что-то пробурчал. Берлах начал снова: — Вы часто бываете у Гастмана? — Время от времени. — Почему? Комиссар уж е приготовился к резкому ответу, но писатель рассмеялся, пустил целые облака дыма обоим в лицо и сказал: — Комиссар, он интересный человек, этот Гастман. Такой притягивает писателей, как мух. Он превосходно умеет готовить, великолепно, слышите! И тут писатель начал распространяться о кулинарном искусстве Гастмана, опи сывать одно блюдо за другим. П ять минут оба слушали, потом еще пять минут; но когда писатель проговорил уж е четверть часа о кулинарном искусстве Гастмана и ни о чем другом, Чанц встал и заявил, что они пришли не ради кулинарного искусства; однако Берлах остановил его и бодро сказал, что вопрос этот его весьма интересует, и стал говорить сам. Старик ожил, стал рассказывать о кулинарном искусстве турок, румын, болгар, югославов, чехов; он и писатель перебрасывались блюдами, как м яча ми. Чанц потел и ругался про себя. Теперь этих двоих нельзя было отвлечь от кулинар ного искусства, но наконец, после сорока пяти минут, они умолкли, утомленные, как после долгой трапезы. Писатель закурил сигару. Наступила тишина. Рядом снова за плакал ребенок. Внизу зал аял а собака, И вдруг Ч анц нарушил тишину;
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2