Сибирские огни, 1966, №7
— Неплохая мысль, солдат! Мы с тобой вот что придумаем. Утром с попутной подводой уедешь. Договорились? Д ел тут осталось не так много. Как-нибудь без тебя управимся... — Мне бы на день только. — Ладно, ладно... Евгений Данилыч не раз ловил себя на мысли, что привязался к этому мальчугану, хотя Кара мало чем напоминал его Вовку, совсем- совсем городского неумеху, ласкового, «домашнего» Вовку... Смышле ный, не по возрасту рассудительный, выносливый, маленький солдат. Трудное у Кара детство. Погонял Оы Вовка от ьари до зари полудох- лых кляч на пашне!.. Д а ему и на лошадь не взобраться. А этот — хоть бы что. Сопит, хмурится, а тянется за взрослыми. Так и перепадала на долю вечно чумазого, вечно исцарапанного, полуголодного, выматывающегося на непосильной работе мальчишки- алтайца нерастраченная отцовская нежность Павлова. Как было не откликнуться и мальчугану, не знавшему родного отца, на теплое чувство этого русского? Но никогда не забывали оба, что они — мужчины, и отноше ния между ними оставались неизменно сдержанными и д аже суро выми. — Значит, по рукам? — подмигнул из-под очков Павлов.— Ты уж меня извини...— Он поднялся и позвал ожидавших ужина колхозников поближе к ярко пылавшему посреди аила костру. — Товарищи! Нахай Ногоевич передал мне письмо вашего зем ляка. Сам я, конечно, его не прочитаю — не по-русски написано. Может, Кара попросим? Все сгрудились у огня. Павлов протянул мальчику сложенный тре угольником листок. Кара густо покраснел. Его подбодрили: — Читай, балам! С трудом разбирая неровные торопливые строчки, Кара начал чи тать. И с первых же слов развеселился сам и развеселил дьяйлинцев. Письмо-то было от Каракая! Будь у него побольше бумаги, да и вре м е ни— не то бы еще расписал! Уж если на обыкновенном листке поч товой бумаги уместилось столько его замечательных подвигов! И никто ведь не сказал, что брешет Каракай, хотя всем было ясно, что и малой доли геройства, наверное, не проявил их разудалый зем ляк. Бодрое было письмо. И все радовались, что не потерял на страш ной войне Каракай этой бодрости, воюя уже который год, что верит в победу, что помнит всех дьяйлинцев. Павлов незаметно вышел из аила. Тишина. На западе, прихватив край облаков, багровела узкая полоска ве черней зари. ...Как далеко от этих гор Ленинград! Будь бы рядом хоть самый паршивый железнодорожный разъезд, даже просто рельсы, по которым бы стучали колеса товарняков, услышь он хоть раз паровозный гу док,— и Ленинград показался бы намного ближе. А здесь процало вся кое представление о расстояниях. Будто в другом мире!.. Из аила доносились взрывы смеха. Как нельзя более кстати при шло это письмо. Когда же ему, Павлову, тоже будут приходйтЬ письма? Со стороны Дьяйлу затарахтела телега. Пока подвода не очути лась у самого стана, Павлов так и не смог разглядеть, кто приехал. А увидел и ушел за аил. сел на землю, привалился к стенке, закрыл глаза.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2