Сибирские огни, 1966, №7

— Бе-бе-бе! Дурак! В Дьяйлу Кара часто дразнили суразенком. Он спуску не давал , лупил каждого, кто его дразнил. И сейчас не выдержал. Тоже показал язык. Мальчишки только того и ждали. — А ну, Борзя, куси его! Зззю! Борзя, огромная дворняга, ощетинившись, бросилась к саням. Кара испугался. Б еж а т ь некуда. Собака рычала и кидалась на него. Если бы не веревка, которую все еще держали в руках мальчишки, собака уже достала бы. Кара, путаясь в шубе, сполз с саней, спрятался за лошадью. Мальчишки обрадовались и окружили сани. Все ближе, ближе подпус­ кали собаку, продолжая науськивать ее. Кара беспомощно озирался. Вдруг он бросился к передку саней, схватил топор и в отчаянии закри ­ чал по-алтайски: — Не подходите, зарублю! В это время из ворот вышла Арина. Мальчишки убежали. — Поворачивай, сынок,— устало сказала мать.— Не нужны, говорят, овчины... Ворота, ворота... Мать уходит, возвращается. Снова уходит. Кара насквозь продрог. И есть так хочется... А домов еще много. Возле избы с высокой шатровой крышей из теса мать привязала к столбу кобылку: — Зайдем вместе... Хоть обогреешься. Поднялись на крыльцо. Арина отворила дверь, подтолкнула вперед себя Кара. В нос ему ударил запах жареной картошки, свежего хлеба. Исходившее от большой русской печи тепло разморило его. З а столом сидел старик с длинной белой бородой и суровым взгля­ дом. Кара почему-то вспомнил бога на сожженной иконе. Старик долго разглядывал вошедших, потом произнес глухо: — Из какого колхоза? Нет, он походил вовсе не на бога, а на мудрого богатыря из сказки. Келемчи рассказывала такую. Мать долго объясняла что-то ему по-русски. С полатей на Кара смотрели мальчишки — те самые, что травили его собакой. Они показывали языки и швырялись брюквенной кожурой. Кара хмурился и отворачивался. Он их совсем ни чуточки не боялся. Ведь рядом была мать... А отворачивался потому, что очень хотелось по­ добрать кожуру и сунуть ее в рот. Кара глотнул слюну, покосился на мать. Арина ткнула его к стенке, а сама вышла. Он растерялся и, навер ­ ное, з аплакал бы, если бы мать почти сразу не вернулась, д ержа в ру ­ ках овчины. Старик долго мял шкуры, перебирал. Что-то прикинул в уме, поже­ вал бороду, сказал рыхлой, как тесто, жене: — Аксинья, наложь десять ведер картошки. Снял с пояса связку ключей, выбрал один. — Луку дай. Аксинья позвала с собой Арину. С порога, взглянув еще раз на К а ­ ра, едва стоявшего на ногах, сказала: — Покормил бы, Порфиша, мальчишку... Старик налил в алюминиевую миску суп, поставил ее на край стола. Рядом положил ломоть хлеба. Мотнул бородой — ешь, мол. Кара робко подошел к столу. Ложки не было. Он схватил миску и стал пить суп через край, обжигаясь, захлебываясь. Кусочком хлеба дочиста вытер миску. Горячая еда сморила его. Д ерж а в руке недоеденный ломоть, он заснул прямо за столом.