Сибирские огни, 1966, №7

деталь, как «каменные скулы», становится для нас чертой его индивидуального обли­ ка, а не каж ется данью бытовавшей в иных книгах схеме «кож аной куртки». И все ж е характер К ож уха (не говоря уж е об остальных действующих лицах эпо­ пеи) не развернут до конца, художественно не исчерпан. В чем тут дело? В своей книге, посвя­ щенной «ж елезному потоку»1, исследователь Л . Г ладковская ссылается на высказывание Д . Ф урманова о романе А. Серафимовича. Д . Ф урманов писал, что автор «Ж елезного потока» сознательно не д ал простора инди­ видуальным характеристикам; по мнению писателФ, на действиях отдельных лиц нель­ зя было построить такого рода эпопеи. Создатель «Чапаева» понимал всю специ­ фичность стоявших перед А. Серафимови­ чем задач. В «Ж елезном потоке» А. Серафимович опирался на весь предшествующий опыт молодой прозы. . Д алеко выйдя за рамки хроникальной фиксации фактов, за пределы бытописания, он создал масштабное, обоб­ щающее повествование о борьбе народных масс за победу советской власти. Именно потому его творческий опыт имел гром ад­ ное значение для дальнейших судеб совет­ ского эпоса. НОВЫЙ ГЕРОИ ЛИТЕРАТУРЫ На иных задачах сосредоточили свое внимание писатели младшего поколения того времени. Очень несхожие между со­ бой, они пытаются уловить, запечатлеть нравственно-психологический облик нового человека, рассказать о его судьбе. «Ж изнь и гибель Николая К у р б о в а»— это название одного из первых романов И . Оренбурга достаточно показательно. Предметом худож ественного анализа здесь стала жизнь чекиста, сознательно пошедше­ го на умаление своего «я» во имя служ е­ ния революции. Разум еется, коллизия м еж ­ ду личным и общим, чувством и долгом при изображ ении коммуниста не была изо­ бретением автора романа (вспомним хотя бы образ П еклеванова в «Бронепоезде» Вс. И ван ова): все дело в том, с какой сто­ роны подошел к ней И. Эренбург. Он снова, как и Б. Пильняк, настаивает на неприми­ римой враж де м еж ду разумным и стихий­ ным и делает своего героя ж ертвой этой враж ды . В романе есть удачные страницы, запо­ минающиеся персонажи: некоторые из со­ служ ивцев К урбова, влекомые нэпманов- скими соблазнами или упивающиеся своей бюрократической непроницаемостью, сам Курбов в юности, эпизодические лица, а главное — атмосфера времени, оживающ ая перед глазам и читателя благодаря многим колоритным деталям и метким наблюдени­ ям. Но психологически правдивая черта характера героя повествования настолько утрирована, что производит впечатление карикатуры . Искусственность авторской концепции заклю чается прежде всего в том, что беспомощной жертвой стихийных, под­ сознательных сил оказы вается убежденный революционер. И как не пытается автор мо­ тивировать душевный перелом Курбова, в такую эволюцию коммуниста трудно по­ верить. Особенно неправдоподобен и натянут финал романа. Герой романа отправляется добровольно в логово бандитов и рециди­ вистов, зная наперед, что его собираются 'Л . Г л а д к о в с к а я . «Рождение эпопеи», М., Сов. писатель, 1963, там убить. Постигш ая Курбова катастроф а, его гибель несли определенный ф аталисти­ ческий смысл, никак не совпадавший с представлением о герое как творце истории, строителе нового общества. Д ругого рода конфликт в повести А. Я ковлева «Повольники» (1922). Гарасим Боков изображ ен в ней человеком, предан­ ным революции и готовым неутомимо и беспощадно за нее бороться. Но «поволь- ная» прадедова кровь влечет его к анар­ хическому своеволию и разгулу. К ак яв­ ствует из всего повествования, проявлению исконных боковских свойств в немалой сте­ пени способствовала сама атмосфера рево­ люции. «На фронте еще, далеко от города род­ ного, встал Гараська в цепь революционной метелицы. — Ж арь! И запры гал, заплясал, пошел в цепи с выкриками, и руками, и ногами, и всем те­ лом плясал — весь отдался бешеному плясу. Заж егся, как огонь бенгальский. Вниз го­ ловой в самую гущу кинулся. И не думал, не рассуждал. Д а и не привык он к этому трудному делу. Просто: — Ж арь! Этот революционный пляс стал сильнее его воли, потому что будил в нем подзем­ ное, прадедовское, повольное, и звал, и не д авал покоя». На своем посту председателя уездного ревкома Боков делал все необходимое по­ революционному быстро и решительно. С те­ чением времени, однако, все сильнее он на­ чинает походить на полновластного хозяи­ на уезда, творящего суд и расправу по собственному разумению. Порою герой по­ вести сознательно стремится подраж ать Разину, каким его знает легенда: жертвой Бокова чуть не становится его возлюблен­ ная... Любопытна перекличка этого эпизода с аналогичной сценой в «Ватаге» В. Шиш ­ кова. Д а и вообщ^ м еж ду персонажами обоих произведений немало сходства, д а ­ ж е чисто внешнего. Одинаков и их конец: того и другого расстреливают по приговору революционного трибунала за попрание за ­ конности и бесчеловечность.