Сибирские огни, 1966, №7
Герои повести вступают в борьбу, осознав непоправимую испорченность ста рой жизни и возможность иной, лучшей. « — Недовольны мы, понял? — говорит К убдя,— Ж елаем жить — чтобы в одно со всеми...» Его устами автор как бы отвечал од ному из персонажей романа «Два мира», белому офицеру Мотовилову, безуспешно пытавш емуся понять, почему «крепкие» сибирские мужики не только не поддерж а ли Колчака, но и активно выступили про тив его диктатуры. О новой, лучшей жизни мечтают, и ко мандир партизанского отряда, штурмующе го бронепоезд, Никита Вершинин, и Калли- страт Смолин из «Цветных ветров», и дру гие герои Вс. И ванова. Когда-то А. Ворон ений заметил, что автор «Партизанских повестей» любит изображ ать «мечтателей». А ведь по сути дела эти люди — вчераш ние персонажи бунинской «Деревни». Но Вс. И ванов смотрит на них иначе и видит их иными, ибо революция дала возмож ность разглядеть человеческое в человеке. П ереж ивания и даж е мелкие житейские за боты еще недавно забитого крестьянина для писателя не просто интересны, но эстети чески значительны. Отсюда и эпичность, по- новому возникающая в прозе Вс. И ванова, и насыщенная радостью откры тая интона ция, и пышные, порой избыточные краски. Повествуя о захвате партизанами бело гвардейского бронепоезда, писатель, к а за лось бы, рядовому, частному эпизоду прида ет широкое символическое звучание. Мечу щийся в дыму бронепоезд воспринимается как образ всего раненного насмерть старого мира. И этот добавочный, глубинный смысл вполне точной и реалистической картины во много раз усилен общей эмоциональной напряженностью повествования, его лирико романтической «оснащенностью»... В вышедших спустя немного времени произведениях Л. Сейфуллиной «Перегной» и «Виринея» и А. Неверова «Гуси-лебеди» освещены другие стороны темы «кресть янство и революция» Л . Сейфуллина углуб ляет психологическую обрисовку характе ров, она ищет таких героев, в чьем пове дении с максимальной полнотой запечат лелся бы процесс рождения нового человека. Расслоение в деревне, борьба с темнотой и косностью как наследием ста рого быта, острые социальные конфликты — главное содержание книг А. Неверова. Успех этих произведений свидетельствовал о вступлении прозы в пору возмужания. «ВИХРИ И МЕТЕЛИ » РЕВОЛЮЦИИ Возмуж ание, однако, еще не означало преодоления всех и всяких трудностей и односторонностей, иной раз вполне есте ственных в условиях той эпохи. Оценивая сборник рассказов Вс. Ивано ва «Седьмой берег» на страницах ж урнала «Печать и революция», критик В. Перевер- зев писал: , «Зорко всматриваясь в сутолоку дрему чей жизни, развороченной шумом пропел леров и авто, автор вобрал ее глазами, но еще не вобрал ее мыслью, не разгадал смысла и логики этой сутолоки и не рас крыл ее в своих рассказах». Во многих произведениях преобладала эта зоркость к подробностям, увлеченность красочной стороной событий, Но далеко не все из них были интеллектуально «загру жены». Нередко их авторы, завороженные «му зыкой революции», не выходили за преде лы субъективно-эмоционального изображ е ния действительности. Борьба народных масс за социализм представала как широко разлившийся стихийный поток. Не случай на распространенность таких образов-сим волов, как «пляс», «метелица», «вихрь», «ветер», «реки огненные» и т. д. Было бы глубоко неверно искать объ яснений лишь в сознательных намерениях тех или иных писателей, в их идеологиче ской неполноценности. Чувство, эмоцио нальный отклик, как правило, предшествуют осмыслению жизни рассудком. Тем более такой жизни, в которой все перевороти лось. Не все из того, что поднялось из глу бин народного моря, заслуж ивает эпитета «стихийное» в его отрицательном смысле. Как верно подчеркивается в ряде истори ко-литературных работ последнего време ни, стихийность стихийности — рознь. «Од но дело — анархизм, разгул, и совсем дру гое — активные, трудные поиски массой вер ного пути в революции»,— пишет Ю. Анд реев1. Справедлива и точка зрения другого критика — С. Штут2, когда она призывает не брать понятия «стихийное» и «сознатель ное» в плане их абстрактного и безжизнен ного противопоставления. Но нельзя и сти рать границы этих понятий. А еще важнее вопрос об объективном смысле нарисован ных автором картин жизни. Шумную известность в свое время сни скали произведения прозаика, талант кото рого отмечал М. Горький,— Б. Пильняка. Считая себя бытописателем революции, Б. Пильняк стремился показать лицо Рос сии, вышедшей из гражданской войны. К а залось, в самой композиции его произведе ний, в разких сдвигах, разломах, контра стах, сумятице пятен к линий отразился безудержный разлив стихийной народной энергии. Но беда Б. Пильняка была в том, что основной конфликт он переносил в ме тафизический, внесоциальный вакуум. С тоя щие над человеком стихии м ятеж а, дере венской «естественности», пола — вот лейт мотив его раннего творчества. 1 Ю, А н д р е е в . «Богата от самых истоков». «Литер, газета» от 25 декабря 1965 г. 2 С. Ш т у т . «Каков ты, человек?», М., 1964.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2