Сибирские огни, 1966, №7
— Какой жалости? — не понял Алешка. — А такой. Ты вот сегодня разжалобился и подал нищему две кар тошины. Таких нуждающихся стариков да сирот всяких в городе тысяча. Подытожь, куда твоя жалость может взлететь. Или возьмем к примеру перевески. Сегодня мы продали вразновес тонны полторы. Не будь меня, вы израсходовали бы на «походы» самое малое двадцать кило граммов. Подсчитав стоимость двадцати килограммов по городским ценам, Пушинка продолжал: — Н а эти деньги в деревне можно купить картошки в три раза больше, а ежели это, в три раза большее количество, также фугануть на городском рынке да вырученные деньги снова пустить в такое же меро приятие, а потом сделать еще пару круговоротов, то в кармане будет лежа ть большой куш. — У вас, дядя Сидор, это получится, вы сегодня вон как их сразили насчет фронта и ранения, а мы что...— заметил Алешка. — Осадил я их здорово.— Пушинка засмеялся.— И плохого в этом ничего нет. Государства друг друга обманывают, ложью города бе рут, а уж нам и подавно не грешно такой способ применять. Время шло. Как-то Алешка подошел к нашему дому и постучался в окно. Все на нем было новенькое, дорогое: хромовые сапожки, темно-си ний шевиотовый костюм, шелковая рубашка. Я не узнала его и крикнула: — Вам кого? — Те...те-тя, Марья! — разбросив широко руки, пробормотал Алеш ка.— Аль не узнала? Ведь это я, Аллешшка. Он был пьян. Я отворила окно и спросила: — Где надрызгался? — Мы завсегда после выручки хлещем. Я покачала головой и принялась его стыдить. — А что нам, малярам: день работам, два гулям,— перебил он меня и, затянув «камыш шумел», двинулся вдоль улицы. Так он жил и воспитывался, а потом Авдотья женила его на своей двоюродной сестре Капке. Капка была лет на восемь старше Алешки, Жила в городе и тоже базарничала. Алешка продал по-родственному, за бесценок, свой дом Пушинке и переехал на жительство в город. Там он начал пить напропалую. Через год Капка его выгнала, и он без копейки денег в кармане, в старой потре панной одежонке приехал на родину и сунулся к дяде. — Умел проживать — умей и наживать,— сказал Пушинка и на по рог его не пустил. Алешка поселился у безродной старушки Аверьянихи,— там он про живает и сейчас,— работал некоторое время кое-где, кое-чем, ну а потом трудиться бросил и опять принялся промышлять на рынке. * * * На этом хозяйка закончила свой рассказ об Алешкиной жизни. — А Пушинка со своей Авдотьей? Встречаются они с Алексеем И в а новичем, помнят ли о нем? — спросил я. — Вспоминают. Д а вот хотя бы в прошлое воскресенье. Шла по улице. Слышу: «Марья! Загляни на минуточку к нам». З ашл а во двор. Пушинка — он теперь не работает, за праведные труды получает пен сию— ходит по кругу, берет из решета пшено, разбрасывает его и ласко во так зовет: «Цыпы! Цыпочки! Цыпунечки!» — Д а у вас целая птицеферма,— заметила я.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2