Сибирские огни, 1966, №7
т ЧЯГ — Это дело не нашего ума. И только на третий раз Балабон соизволил сказать несколько слов, не касающихся его спекулянтских интересов. Случилось это при следую щих обстоятельствах. Придя как-то на рынок, я увидел Балабона у перекладины, к которой привязывают лошадей. У его ног лежала длинная, тонкая, сухая жердь. «Должно быть, раздобыл для своего огорода»,— подумал я, но тут же усомнился в своей предположении, так как Балабон присел на корточки, похлопал рукой по жерди и чдо-то сказал проходившим мимо него лю дям. «Продает!» — догадался я. На базарах и барахолках мнц, да и каждому, кто хоть раз побывал на них, приходилось видеть множество всякого хламу: ржавые гвозди, изношенные подошвы, дырявые погнутые ведра и тазы, куски веревок и т. д. и т. п. Но чтобы кто-нибудь продавал десятиметровую жердь, про лежавшую в изгороди много лет, такого я й ц е не видел. Следует упомянуть, что примерно за неделю до этого случая у Б а лабона произошла крупная неприятность, о котбрцй шли оживленные толки среди рыночных завсегдатаев,— он вылетел в fp-убу. Учинили ему этот полет цыган и две цыганки. Цыган появился на рынке порядочно подвыпившим. В фуках у него была новенькая, очень красивая, разукрашенная блестящими кружочка ми свитка. Став среди площади, он прокричал: — Заграничная штука, сшита по последней моде, бархатная, на шелковой подкладке, расшита натуральным серебром. Пользуйтесь! Балабон подскочил к цыгану первым: — Сколько? Покачиваясь, цыган назвал сумму, равную всему балабоновскому денежному капиталу, и заплетающимся языком добавил: — А стоит она в три раза дороже, но торчать мне с ней недосуг — бабы гонятся. И верно, не успел он выговорить последнего слова, как на рынок ворвалась подвода, на которой сидели две черноволосые преследователь ницы. Цыган метнулся в сторону, забежал под навес и нырнул под при лавок, а цыганки стали бегать по базару и кричать, что Ромка вконец разорил их — взял из дому свитку, которой цены нет. Балабон торговал по мелочам, в коммерческих сделках был чрез вычайно осторожен, нетороплив и расчетлив, но тут мешкать было нельзя — такой крупный куш могли сцапать другие, поэтому он сунул в руки сидевшему под прилавком цыгану требуемую им сумму, взял у него вещицу и кинулся домой. С неменьшей поспешностью удалился с рынка и цыган. Собственно говоря, Ромка мог бы и не торопиться, так как Балабон только через три дня и только после того, как побывал со своим «заморским» товаром на городской толкучке, убедился, что его крепко надули. Ему доказали, что верх свитки перелицован, подкладка тоже старая, а блескучие штучки не серебро, а обыкновенное железо и что поэтому получить за нее он сможет самое большое третью часть того, что отдал сам, и то от какого-нибудь дурака, мало-мальски же разбираю щемуся человеку она даром не нужна, потому что фасон у нее наибезо бразнейший. Удрученный Балабон вернулся домой с ненавистной свиткой и без копейки денег. Чтобы продавать что-нибудь ходовое, надо было сначала купить это «что-нибудь», но вот купить-то было пока не на что, и Б а л а бон уже второй день выносил на рынок старую полусгнившую жердь. Я подошел к нему и, указывая на жердь, спросил: — Продаешь, что ли?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2