Сибирские огни, 1966, №6

— Я т ак и понимаю, что случайные. Мне ведь ваши снимки не страшны: я их всегда и изъять могу. Евдоша посмотрела на него и умолкла. «На гловат же ты, дядя,— подумала она,— нагловат и очень уж уверен, что способен запугать». Она з асм еяла сь и спросила громко и отчетливо, так что, несмотря на грохот поезда, голос ее был слышен по всему коридору вагона: — Это что же: вы нам угрожаете обыском? — Вы-ы...— ра зд ал с я совсем незнакомый, пискливый голосок.— Не говорите громко! — А, собственно, почему мне не говорить громко? Собственно, по­ чему мне хранить любимое вами безумное молчание? Пора, давно пора перестать молчать о том, о чем кричать .надо, и перестать без конца говорить, переливая из пустого в порожнее, о том, что выеденного яйца не стоит. В чем наша вина? Только в том, что в вопросах нашего ис­ кусства, в архитектуре, мы проявляем, может быть, разномыслие с офи­ циальной точкой зрения? Что, мы этим сокрушим, что ли, советскую власть и вас, в частности? Д а полноте, советская ли вы власть! И зя сл ав Глебович обвел ее взором,— с ужасом, негодованием и восхищением взмахнул ручками и з аш а г ал прочь. — То-то! — вздрогнув, услышал он властный ее возглас. Глава двадцать пятая и последняя На другой день, рано утром, за Тулой, возле Лаптева, Евдоша вы­ шла в коридор. Поезд по-прежнему шел медленно, но день был зыбко светлый, солнечный и кесь какой-то душистый, хотя в вагон, кроме з а ­ паха горелого угля, ничего не попадало. Евдоша посмотрела в окно. Вот двухэтажный дом с угловой башенкой, а в окне причесывает волосы полная женщина в синем. Вот обрыв речки, колодец с блоком и мужчина, длинноносый и длинноусый, поднимает тяжелое ведро, из которого плещется вода. Деревья, кусты, тележное колесо, прислоненное к стене сарая, мор­ ковь, капуста, огурцы, сваленные на крыльце, садовая лейка — все это золотисто-коричневатое, только листва берез резко зеленая, да еще зеленым отливают волосы у мальчонки, что стоит, уплетая ломоть арбу ­ за и не обраща я внимания на громыхающие вагоны. Хорошо! Д а , хорошо. Теперь навсегда — хорошо!.. Из купе, по ту сторону красной ковровой дорожки, вышел Изяслав Глебович, причесанный, бритый, в добротном коричневом костюме, явно приготовившийся для Москвы. Он взглянул в сторону Евдоши и, хотя видел ее в это утро впервые,— не поклонился ей, не улыбнулся и, вообще, рта не раскрыл. Он явно желал , чтобы безумное молчание лег­ ло между ними на этой грязноватой красной ковровой дорожке. «И пусть,— дум ал а Евдоша,— пусть вулкан, пусть безумное мол­ чание, пусть! Д о нас люди переносили, проглатывали и не такое, пере­ несем и мы это. Пусть вулкан впереди, огонь, лава, смрадный дым и, может быть, вся преисподняя, а сейчас хорошо, и верю — будет хорошо и после, будет!». В есна 1940 г. Лето 1962 е. М осква.