Сибирские огни, 1966, №6

— Ну, что ж, вы правы, Евдоша. — В чем? — сухо спросила она. — Д а в вашем подозрении. Мне доложила Афросинья Никодимов­ на, не то болтушка она, не то ее науськивает Изяслав Глебович.— И, по­ молчав, добавил: — Вы правы. Я его убил. И тяжело засмеялся: — Неотвязно он был при мне, неотвязно! И надоел. То — Виталию к нему ревновал, то — вас. Вот Фома говорил на могиле, что Павел-де способен был сеять семена искусства. Семена, раздора он более склонен был сеять, и с большим удовольствием и даже наслаждением. Он ведь в девушек неспособен был влюбляться, а только в замужних женщин и преимущественно в тех, которых крепко-накрепко мужья любили. Вот я и убил его. — Каким это образом? Словами?.. — А ведь вам, Евдокия Ивановна, придетсяотложитьотъезд: по­ ка зания дать следователю и прочее. — Вздор какой! — Я теперь ничего не боюсь. Я ведь убил, вас спасая. В некотором роде, из-за любви к вам. И никак не ожидая вознаграждения. — А мой поцелуй помните? — Еще бы! Ведь ваш поцелуй и был задатком — подстрекнул меня. Вам ненавистно было предательское поведение Павла Ильича, и вы не прочь были его покарать. —- Я поцеловала вас тогда потому, что, как мне показалось, поняла вашу муку, а сама тоже томилась не меньше вашего — обоим нам пло­ хо было. Вы оплакивали свое отступничество от искусства, а я скорбе­ л а о муже. Я ведь тогда ничего не знала ни о выступленииВиктора Лукича, ни о предательстве Павла. —- Ой, знали. — Не знала. — Ну, догадывались. Догадались же вы, что я приду к вам сейчас с признанием. Неприятно, тяжело вам было так думать, но до ­ гадывались. Сейчас объясню. Я рассчитал совершенно точно. Вывет­ рившаяся л а в а очень опасна. Только ступи,— она, уже столетия гото­ вясь к твоему шагу, всегда рада помочь тебе сорваться. Я и соблазнил П а вл а Ильича, науськал его пойти туда, он вступил на камешек, оста­ новился,— место это я ему точно описал,— эстет непременно должен был остановиться и залюбоваться. А что он эстетом был, это ведь не­ сомненно. Камешек — под него! Споткнулся, взмахнул ручками, РУЧ" ками в таких опасных случаях никак нельзя, никак! И — кувырк. Д а . Кувырк! Горе и годы лишили меня сострадания. Я рад этой смерти. . Мне непонятно — зачем вам понадобилось признаваться? — А я и не собирался. — Почему же все-таки собрались, Захарий Саввич? У вас ведь обожаемый ребенок, жена, в которую вы страстно влюблены и кото­ рую... ну не будем говорить об этом... Искусство! Вы же чрезвычайно талантливы , и вы знаете, что талантливы. Почему же? Раскаяние. Т а ­ кие люди, как вы, разве раскаиваются? Верно! — воскликнул Гармаш, всплескивая руками. Почему же, однако, собрались признаваться? — Я думал моя злоба, отчаяние, негодование исчезнут, когда его не станет. И вот я не могу позабыть его ни на минуту. И сейчас весь д рожу когда вспоминаю о нем. Их зедь много, Павлов Ильичей, ты­ сячи — и всех не убьешь! Подумали вы об этом? — Подумала.