Сибирские огни, 1966, №6
Глава двадцать третья Наступил вечер. Ужинать Евдоша не пошла, а все сидела у окна и смотрела на море или ходила по комнате. Явилась растрепанная Афро синья Никодимовна в тоске и вздохах. Ее знобит. Дует, наволокло туч. Она еще раз вздохнула и, о б л а д а я способностью засыпать как только голова ее касалас ь подушки, положила голову на диванный валик и з а снула. И во сне ее заплаканное лицо имело очень жалостливое и к ап ризное выражение. Евдоша, поглядев на это измученное лицо и подумав — «хороша, поди, и я»,— снова подошла к окну. Дул ветер, стучали псюду д еревян ные ставни, отодвигая и роняя тяжелые предметы, которыми хотели их удержать, просвистел в саду сторож, а Евдоша все думала и думала. Проснулась Афросинья Никодимовна, потянулась, сказала , что И зя слав Глебович,— из-за похорон, видно,— сегодня туча тучей... И что еще жд е т ее в Москве? А вообще пора складываться. И она ушла. И тотчас же снова открылась дверь. Пок а залас ь желтая и кислая фигура Г армаша с палкой и трубкой. По-видимому, он не знал, как при ступить к тому, что он предполагал сказать, потому что произнес с не удовольствием: — Не помешал? — Я вас ж д а л а , Зах арий Саввич,— ответила Евдоша. — На предмет прошания? — Нет, на предмет признаний. — Вот оно что! Ну, какие же тут могут быть признания? Не вре мя .— Он развел руками и перевел взгляд на море: — Вот оно ревет, по ла г а е т , наверное, что без шума нельзя продумать большую думу. И шу мит, шумит многие тысячи лет. — Говорят, Чехов бывал в Коктебеле. — Это вы к чему? — К тому, что р азмышля ете вы в стиле героев Чехова: протяжно, многозначительно, а в сущности, плоско. У Чехова в описаниях ритм, музыка слова, вот что главное, а вы лишены слуха, Захарий Саввич. — К чему, повторяю, вы все это ведете? — Д а все к тому же. — То есть? Евдоша не ответила. — Д а - а — Павел Ильич... — сказал протяжно Гармаш.— Пройдет много лет, мы уже забудем манеру, с которой он говорил, забудем и свои ответы, и в памяти останется только шумливый, красивый и бойкий че ловек, упавший со скалы и разбившийся. Евдокия Иваноьна состарит ся, оставаясь по-прежнему красивой и обаятельной, и, мягко улыбаясь, будет вспоминать, как упал со скалы Павел Ильич и как все говорили, что он покончил с собой от любви к ней,— а это ведь выдумки. А какая это, однако, была красавица и какое было тогда красивое море, будем д ум а т ь мы, глядя на вас, Евдоша. Море и останется морем, а пошлость — пошлостью — Вы это мне, Евдоша? — Вам. Другими словами, вы настаиваете, чтоб я сказал вам то, ради чего пришел? — Именно. Гармаш сел на стул, между бровей у него образовалась складка, нижня я потрескавшаяся губа отвисла. Он з аж е г спичку и стал закури* вать _ т аб аку в трубке не было — и он растерянно улыбнулся:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2