Сибирские огни, 1966, №6

но кладки школы». Павел говорил с ними полчаса, вернулся к домику и тихо, на ухо, ск а зал Фоме: Ничего не понимаю. Каменщики передали, что ночью забр али трех т атар и рыбака, а колхозную телегу всю изрубили: искали в ней какие-то документы. Шпионы, будто! Какие шпионы, откуда? Ничего не понимаю, Фома, ничего! — К съемке, друзья, к съемке! — крикнул повелительно Гармаш . З а обедом признали, что снято много, пора проявлять, директор уступает библиотеку, ставни плотные, но, дополнительно, повесят з а н а ­ веси. И работ ать усиленно, всю ночь. Павел, молчавший весь обед, вос­ кликнул на полном серьезе: Д а , да, всю ночь, проникновенно и последовательно! Г армаш остался словно бы недоволен этим восклицанием. Сокру ­ шенно вздохнув, он поднялся: — Ну, а я, перед проникновенными трудами, прогуляюсь. Глава восемнадцатая Почти до за к а т а Гармаш сидел на камнях перед Лягушачьей Б у х ­ той. Воды стали кроваво-красными, камни покрылись легким кра снова ­ тым налетом, и когда поднялась волна,— темно-пурпурно-индиговая,— Гармаш , точно спохватившись, поспешно з аш а гал к тусклому буро-серо­ му зданию электростанции. Там гукал двигатель, и темно-зеленые в а го ­ нетки будто смущенно поскрипывали: «всем сон, отдохновение, а мы катись д а катись?» Гармаш чувствовал себя скверно, и особенно стало ему не по себе, когда он увидел на берегу, возле каменной глыбы, где бродячий фотограф снимал отдыхающих, сгорбленную и какую-то угне­ тенную фигуру Павла. Мысли Г арм аша были далеко от Па вла и — близко, потому что д у ­ мал он о своей жене, которую ревновал к Павлу. Виталия сперва напи ­ сала, что приедет, что она ужасно расстроена, «абсолютно несчастна», и не в состоянии работать, что в Коктебеле у нее неотложное дело, а те­ перь р а зд ум а ла : «Жду тебя скорее в Москву для окончательного р а з го ­ вора. Твою уклончивую политику тебе нужно прекратить». Гармашу хо­ рошо зн аком а была эта вероломная нежность! Но вероломна ли Вита­ лия? Д а , может, и не в Павле тут дело. Может, «окончательный разговор» — опять обо мне самом, о моем искусстве? Она, как дятел, долбит гнилое дерево. Дятел ведь по звуку узнает — гнилое ли? По з в у ­ ку... Тускло усмехнувшись, Гармаш отрицательно покачал головой. Со ­ в е с т ь— вот что в ажнее всего! А ведь у Павла Ильича тоже свои расчеты. Он ведь, поди, подлец, ждет от меня слов. Словами, дескать, я его под­ толкнул. И пусть да буду наказан жестоко. Ах, мразь! И еще картины мои снимал. А тот, гладкий-то, Изяслав Глебыч, тот к чему мне это, о картинах , подсунул? У того, я уверен, тоже каждое мгновение рассчита­ но. Но ты-то, Павел Ильич, голубчик, со своей ликующей мордой, ты у меня еще попляшешь. Ноги у Гарм аша дрожали , весь он так и кипел: «Обернется — быть тому, что задумано. Не обернется — плюну, пройду мимо». П а ве л обернулся и пробормотал с легким смешком: — А ра зв е там, возле рыбачьей землянки, есть подъем? — Куда? — К Чертову Пальцу, куда больше? Вы туда ходили? Мне представ­ ляется кадр на фоне Чертова Пальца и снятый не сверху, а снизу. Я зв ал Фому — выбрать место и помочь нарвать мне горной полыни.