Сибирские огни, 1966, №6
скинув рюкзаки на спину, Фома и Павел ушли. Она вздохнула. Тошно и смутно было ей. «Высота ума у Фомы не велика, и мне ли злобиться на эту мелкоту? Впрочем, я и на П а вл а не в злобе, иногда он д аж е вызывает во мне радостное изумление.— Она вспомнила объятия в Львином Ущелье и горько усмехнулась.— Может быть, я вспыхнула, глядя на потухший вулкан? Нет, нет! Ничем мне не оправдать, что я бросила мужа, товарища, в разгар самой яростной борьбы, попросту дезертировала и малодушно возрадовалась этому кок тебельскому оазису моря и тепла, веселью, мною самой придуманному и такому плоскому, вообразила, что этого веселья на всех и на все х в а тит. И не хватило! Перегорело!» И она вернулась к мыслям о Риме. «Рим! Рим! Виктор согласился- таки со мной, что Рим исчерпал себя. Это показал ампир с его поддел ками. Зачем нам повторять Рим? Зачем? Ведь есть Москва, ее волшеб ное вулканическое искусство, советское искусство, и кому, как не ему, быть самостоятельным, кому, как не ему, быть настоящий, а не поддель ным вулканом? Нужно только верить в наши творческие силы, быть чуть-чуть доверчивее. Опасно доверять? Проберутся шпионы? Ха-ха! Того опасней замкнуться в неверии. Почему стал возможным Октябрь? Конечно, были мощные предпосылки: война, голод, социальное неравен ство капитали зма,— все это так, и справедливо. Но, кроме того, была еще вера и д аж е наивность. Милая, человеческая наивность, доверие, вера. Рабочие и мужики поверили партии большевиков, поверили друг другу, поверили, что спасут мир. И они его спасали и еще спасут. А ведь и они, небось, были не ангелы, далеко нет,— но какая в них, однако, бы л а обольстительная и нежная вера в могущество человека!» Приближались голоса отставших. Евдоше показалось, что вспоми ная о приятелях своих, Павле и Фоме, она думает о их слабости сквозь- слезы. Она вытерла глаза. Они были сухи. Со стороны домиков послышался тонкий холодный женский голос: — Васька-а! Неси еще охапку: те прогорели-и! «Дрова в печи прогорели,— поняла Евдоша.— Хотят подкинуть. А у меня? Нет, нет, неправда. Огонь творчества не угас и не угаснет во мне». Подб ежал возбужденный и разрумянившийся Федя: — Ждете? А мне палку вырезали кизиловую. И еще... И он замер от смущения, показывая ей длинное синевато-белое пе ро сороки. Ему так хотелось, чтобы это было перо орла! Хороший, доб рый мальчик! Всем нам хочется носить орлиные перья! — Выбил, тетя Евдоша! Камнем шибанул. Какой оно породы? — Ну, конечно же, Федя, орлиной. Глава семнадцатая Утром, на берегу возле столовой, они ожидали завтрака. Низкое судно со светло-серым треугольником-парусом пересекало бухту. Матрос в винно-красной фуфайке сигнализировал с борта, ему отвечали возле электростанции. Евдоша, слабо улыбаясь, сказала Павлу: — Придется, пожалуй, досрочно покинуть мне море. И ей вспомнилось, как она плыла в прошлом году по Ладожскому озеру с мужем. Раскачались свинцово-серые волны. Матрос натягивал веревку в косом положении, чтобы держаться за нее. «Наверное, у этой веревки какое-нибудь мудреное название?» — спросила она. Матрос сурово ответил: «Чего мудреного, леер!» Теперь она должна натянуть леер. Вулкан раскачивает почву, и ее мужу станет 5 Сибирские огни № 6
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2