Сибирские огни, 1966, №6
В небе последний раз вспыхнули и погасли четыре звезды. Во всю ширь открылось бледно-фиолетовое небо. Золотое шитье бежало по востоку: то прихотливые узоры, то цветы, то ветви. В скалах заблестело розовое окно, и можно было ждать, что кто-то выглянет сейчас из него, но жд а т ь было некогда: манило море. В мор е— страшная суматоха, так случается в театре, когда антракт короткий, а декораций нужно сменить много. Вдруг, поверх всех декораций, в синем мелькнуло что-то пламен ное, улыбнулись широкие, вывороченные темно-малиновые губы, затем из зыби отчетливо выступил розовый торс женщины... Восход? ет еще восхода. Море исчезло под мелкой зыбью цвета серебра с чернью. А видения в скалах продолжались. Возник гигантский скован ный человек, точащий нож. На кого? На борющихся богов? Рядом с ним два борца, увлеченные схваткой и, видимо, подражающие богам. Чувствуешь их вздохи, запах плоти; вглядываешься,— они уже исчезли. Их сменило прелестное тело юноши, и рядом с ним — девушка в короне. Но вот уже алая кисть безжалостного гения восхода з ам а з ал а все ви дения, и появились самые обыкновенные скалы, площадки, дубы, россы пи, потухший костер и спящие возле него усталые люди. — Львы оставили здесь восхитительные грезы,— прошептала Евдоша. — Львы? Ах, да, Львиное Ущелье! Кстати, я не уверен, что именно оно — Львиное. Евдоша! У нас в запасе еще около двух часов: не сосне те ли? А то ведь карабкаться вверх, спускаться вниз... — Д а , да, благодарю вас, Гармаш, очень благодарю, что не зли тесь больше на меня. Когда она проснулась, солнце стояло уже высоко и припекало. Мно гое вокруг утратило свою привлекательность, один лишь Федя скакал и восхищался по-прежнему. Афросинья Никодимовна пролепетала на ухо Евдоше, широко открывая опухшие глаза: — Не знаю, к чему я и вернусь, Евдошенька. Страшно. В суматохе сборов забыли поглядеть пещеры. Вспомнили о них на вершине. Упрекнули художника. Он сказал, ухмыляясь: — А я решил: раз молчат, зн ачит— не любопытно. Впрочем, пе щеры как пещеры. Кроме того, возможно, что вся эта битва между Ге фестом и Какчей — всего лишь моя выдумка. Я ведь слыву выдумщи ком. И действительно, стоит мне увидеть скалы, как воображение мое тут же и начинает тесать образы! От плоскогорья, за Чертовым Пальцем, дорога шла полого и вкось. Против домиков рабочих, в кустах кизила и мелкого дуба, они уви дали знакомый крутой спуск. Толстенькая, короткая змея не спеша пере секла тропку. Они остановились, глядя на землю и поджидая отставших: Г армаша с сыном, Афросинью Никодимовну, Изяслава Глебовича. С востока дул цепкий свежий ветер. Кусты болтались, открывая вол нующееся море. Предгорья казались выжелтевшими, печальными. Фома размахивая палкой, самодовольно спросил: — Что с вами, Евдоша? Вы грациозная, но и беззвучная. На сердце ее л еж а л а томительно-смутная тяжесть, кровь приливала к вискам. Глядя Фоме прямо в глаза, Евдоша резко спросила,— сама изумляясь своей резкости: — Вы, Фома, и вы, Павел, против Виктора выступали? З а Рим? Краск а побежала по всему лицу Павла. Он, сжав челюсти, молчал. Фома, по-прежнему, был беспечен и даже важен. Выставив вперед ногу и постукивая по ней палкой, он, снисходительно улыбаясь, ответил: — Как же, выступали. В нашем учрежденческом клубе. — Отрадно слышать.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2