Сибирские огни, 1966, №6

Глава шестнадцатая Спал Гармаш, спал Федя, спала Афросинья Никодимовна, перелив" чато вздыхая. И зя слав Глебович не спал, но так упорно молчал, точно его и вовсе тут не было. Павел лег, накрылся с головой брезентовым плащом и, должно быть, тоже уснул. Евдоша, покачиваясь, сидела у костра и глядела слипающимися глазами на угли и думала, думала. «Гнусно все это! Похотливая я и поганая баба — больше ничего. Да, вдобавок и с расчетцем! Втайне, небось, хотела, чтоб Павел подробней­ ше расска зал , как и почему он выступил против Виктора Лукича? Пусть из ревности, ненависти,— но пусть признался бы! И сопротивлялась, не­ бось, потому, что вдруг заподозрила, что он решил: «Ах, эта тетеха ни­ чего не знает, а соблазню, тогда и скажу, и уж деваться ей будет некуда: за мной побежит!» — Ведь чувствую, чувствую в нем подлеца и все сама себя дружбой обманываю: воспоминания юности и прочее. Э, нечего и нечем мне оправдаться. Развинтилась вся — стержень потеряла. Поди, и в скалы с Павлом пошла, чтобы Фому и Гармаша дразнить. Ну и зол же Гармаш. Злости в нем уйма! Не он ли своими легендами подстроил эту мою «борьбу», чтоб еще сильнее возненавидеть Павла? А я-то, ка к дура, пошла у него на поводу! Впрочем, если вглядеться в «заплеск» мутнейших моих чувств, в эту вершину волны, бьющей в неведомый мне берег,— я-то, голубушка, хуже всех, тьфу! «Огонь, который не ра зож гла в юности, разожгу теперь, и сгорю ка к на вулкане, благо мы в вулкани ­ ческом цирке». А что же получилось? Грязное топтанье!..» Она думала, думала и, всячески бичуя себя, до бреда додумалась — уже из сферы «безумного молчания»: «Не хотелось ли мне показать И зя славу Глебовичу, что — ничего общего у меня нет с мужем, что ро­ м а н— с Павлом , а Виктор Лукич — один, одинок?! Неужели я до такого постыдства дошла? Нет, никогда я не трусила. Зачем? Встревожили н а ­ меки Афросиньи Никодимовны? Ужасно все это подло, в обгцем-то. Нет, никогда я не трусила. А этого гуся — Изяслава — на мякине не прове­ дешь. И как теперь с Виктором? Рассказать? Что именно? Суматоху мыслей? Топтанье? Измена без измены?.. Нет, давай, Евдоша, спать, все-то мысли твои сейчас глупым-глупы... спать, спать...». Ей мерещилось, что она роняет один пахучий сон за другим. Кто-то подошел сзади и сверху, ласково и тепло погладил ее по щеке. Она н а ­ клонилась вперед и со всей силой, хоть и не совсем соскочила с нее дремота, ударила по чужой щеке. Кто-то охнул сквозь зубы, и она услышала испуганный голос Фомы: — Что это? — А то, Фома,— ответила она, уже совсем проснувшись,— что могу дать сдачи. Это коров, когда доят, гладят, а я вам не какая-то доступ­ ная вашим прихотям корова и не... Она добавила слово, редко употребляемое ораторами, но тем не ме­ нее весьма образное, меткое и убедительное настолько, что Фома отошел, лег и накрылся плащом, как Павел. — Пожалуй , и мне лечь,— с к а з ал а она вслух. — По-моему, не стоит.— Гармаш, искоса посматривая на нее, р а с ­ куривал трубку,— Лучше полюбуйтесь-ка: скалы показывают себя, как они смотрели на битву Гефеста и Какчи. И чтоб польстить богам,— бо­ ги, в конце концов, любят людское внимание,— скалы притворяются людьми, пастухами. Сиреневая мгла на востоке заметно посветлела. Безмолвные вере­ ницы скал сплетающимися гирляндами выбежали из тьмы и заняли пол­ неба. Да , это пастухи перегнулись через край плато и любуются битвой.