Сибирские огни, 1966, №6
— Отстань! — И не подумаю. Я волнуюсь, Паша. Колеблюсь. Они постояли у дворика и молча повернули обратно. Лу зга подсол* нухов возле скамейки з а тр ещ ал а под их ногами. — Мне почудилось, что ты будто сказал что-то, Паша? — Ничего я не говорил, Фома. Д а и что говорить? — Как — что? Ты обязан рассеять мою подавленность! — Ну, продолжаю ,— глухо отозвался Павел. — Вот я и требую: докажи. Р а з ты меня потревожил - успокой. Я теперь так понимаю: время приезда у вас было согласовано? Согласуй же, П аш а , и место соединения. / — Ты циник, Фома! — А не циничней ли меня тот, кто утверждал, ч т о— обладал? — Надоело. Идем к окну. Грузови-к с бочками прогрохотал, наконец, мимо них по невидимому в темноте шоссе. До нижних веток лоха стлалась пыль от другой маши ны, пробежавшей мимо, быть может, час или два назад. Сейчас пыль закроет кустарник и, смешавшись с запахом дымка от варенья, пройдет по сердцу нежным-нежным трепетом. Но почему нельзя наслаждаться только этим трепетом? — думал Павел .— Почему, подло солгав один раз, непременно и торопливо нужно лгать второй, третий, и так без конца и края? Глава одиннадцатая Евдоша проснулась от нестерпимо сильного благоухания лесной зем ляники. Она л еж а л а с закрытыми глазами. Аромат ягод напомнил ей блуждание по лесным опушкам, маленькую, крашенную отцом корзин ку, торжественную варку варенья. Слышалось мирное клокотанье кипя щей сладкой жидкости, потрескивание дров под кастрюлей. «Неужели запах настолько способен распоряжаться мной? — подумала она.— От куда в Коктебеле быть землянике и — лесной?» Она привстала и, облокотившись, оглядела комнату. З апах з емля ники не исчезал, а усиливался. Необыкновенно приятно вдыхать его! Рядом с серовато-голубым квадратом окна она увидела на стене гравюру. Убей меня бог, но гравюра здесь прежде не висела! Только она произнесла «бог», как поняла, что на гравюре изображен бог Вулкан, или, по-гречески, Гефест. Бог, с молотом и с щипцами в руках, склонил ся, смеясь, над горном, не глядя на нагую женщину, стоявшую в дверях кузницы — без стыда и трепета. Винно-красный свет, неизвестно откуда, лился на плечи и грудь нагой женщины, превращая ее золотистые воло сы в медные. Лицо знакомо Евдоше, и, однако, она не могла припомнить ее имени. Гравюра окантована белой бумагой с узкой золотой полоской, ж е л товато-прозрачное стекло всегда придает гравюрам такую привлекатель ную многозначительность. Но уже не к гравюре тянуло Евдошу, а к окну. Она поднялась, сбросила одеяло и, осторожно шлепая босыми ногами по теплому, недавно окрашенному деревянному полу, подошла и распах нула створки. Прежде всего, ее поразила пылающая винно-красная тишина моря. Рассвет обозначался не воспаленным востоком, а ровным радостно изумленным сиянием всего зали в а ,— вплоть до горизонта, где д ал еко далеко можно было ра зглядеть тающий дымок корабля, а то и просто облачко.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2