Сибирские огни, 1966, №6

ограды пустые бочки. Бочки грохотали, перекатывались, грузовик, точно погруженный в глубокую думу, тыкался то в ворота, то в ограду. Н а д темной громадой горы Клементьева тревожно взлетала голубовато-крас­ ная ракета: там аэродром; наверное, ночные полеты. В море ей ответила Другая. Фома размышлял. Теперь многое ясно. Приезд сюда Павла, его уговоры: ехать непременно в Коктебель. Стало быть, и кинокамера для отвода глаз? Но почему раньше не сказать? Подозревал, что она мне нравится? Однако, и она хороша! — Он дивился на себя, что слова П а в ­ л а наполнили его всего тоской,— впрочем, удаль, веселившая его весь день, теплилась где-то.— И при всем том, эту дулю надо еще проверить. Д р у г — другом, а в любовном деле и дреколья от друга жди. Д а и тогда, в длубе, Павел выступал двусмысленно: бормотал что-то о древнем греко-римском влиянии на шедевры Владимиро-Суздальской Руси — Кидекша, Покров на Нерли, Дмитриевский собор... — И при всем том, Фома, пора сказать ей напрямик: да, Евдоша, мы отреклись от товарища и друга. — Отреклись? А что же прикажешь детенышам делать, как не от­ рекаться? У дикой козы или зайца — ни когтей, ни зубов, то есть в смыс­ л е обороны. Все спасение в ногах. А у нас — в языке. Кроме того, Вик­ тор, поди, и сам давно отрекся. — А если — нет? — Отстань. Д л я меня Виктор Лукич и его «Рим» — происшествие со стороны. А я влюблен. И баста! На все, ради любви, способен. Ты из-за какой-то там мнимой «подлости» не осмеливаешься, а я — вполне. — И в отношении Виктора Лукича? — Пустое! — Он нас много раз сильно выручал. — Ей-богу, не помню. За один день угощенья— месяц кланяйся? Фома сказал это искренне, просто, нисколько не приподнятым го­ лосом. Будто он действительно забыл. Вдруг он весь задрожал, восхищаясь новой своей мыслью: — Ты расположен, чтоб я отступил? Изволь, дуся, дай мне только веское доказательство. На моих глазах — постучись к ней в окно и влезь. И будь уж окончательной свиньей — останься там... — У Е в д ош и ?— задыхаясь, спросил Павел. ■— Именно. — Не потому, что я влюблен и жажду встречи, а чтоб — доказать тебе? Фома, это же — подлость! — Эка! Они проходили мимо узкого дворика, оканчивающегося навесом. Под навесом на крошечном очаге, сложенном из камней, несмотря на позднюю ночь, варили варенье. Объяснение, впрочем, простое: днем все на службе. Фома глубоко и жадно вдохнул запах: — Не узнаю. Д ля кизила — рано. Разве — айва? Медный таз с длинной деревянной ручкой лучезарно поблескивал. Варенье еще не кипело, и поверхность его была рогового цвета, словно лощеная. Пожилая женщина в светлом платье, перетянутом кожаным ремнем отойдя в сторону, глухо и надрывно кашляла. На камнях, под- кладыва я щепочки в очаг, сидела девочка лет двенадцати. Неотрывно глядела она на таз, глотая слюну. — Успокой меня, Паша! У меня воля громадная, но развивается с непрерывными усилиями: ее подталкивать надо, Паша! Кроме того, впе- реди ответственная работа: съемка, аппарат, сценарии. Полезешь в окно.