Сибирские огни, 1966, №6

заводы. Фома, как всегда, не спорил, он вслушивался, н а сл аж да я с ь чу* жим азартом, аргументы у него, видимо, были приготовлены, но он их берег. Он обожал споры и дискуссии, считая самым лучшим оппонентом того, кто, не моргнув глазом, «любую брехню иль ругань выдержит». Фома и Павел — однокурсники Евдоши. Раньше Фома никогда не ухаживал за ней, а перед самой свадьбой, в шутливой манере, ему свой­ ственной, предлагал ей «сердце и руку, на днях получающую диплом». На Малую Ордынку к ней они теперь ходили почти каждый день. «Они — хорошие,— д ум ал а Евдоша не без удовольствия, наблюдая, как друзья глушили рюмку за рюмкой,— они рады». Они поднялись, прощаясь, и долго целовали ее мужа в губы, а ее почему-то — в плечо. Павел, мнительный, с серым, точно из дерматина, лоснящимся лицом, косился на форточку: не прохватило бы. Пр е обр а ­ женная Евдоша,— :в фате, с цветами на голове,—-потрясла его. «Прозе­ вал, прозевал»,— бормотал он ей. Евдоша, широко раскрывая глаза, делала вид, что не понимает. Фома, бла годаря новой черной паре, не шутя ка зался раздавшимся, особенно в груди. Он стал на голову выше Павла, голос его гулко гудел. Уходя, в прихожей он споткнулся о чью-то забытую шапку и грохнулся врастяжку . «Лежа ть под палящим солнцем приятно»,— затянул он, дрыгая ногами. Поднявшись и отряхнувшись, он поцеловал руку Евдоши и сказал : «Претерпеваю изменения своего об ­ раза. Снабженец, преобразовывающий промышленность, должен и сам преобразовываться. Теперь впереди всего — ораторство». Фома, быть может, и ораторствовал на улице, но Евдоше было не до него, ее потрясала умиленная и необъятная любовь к мужу. В квартире наступила странная тишина. Отвернувшись, избегая взглядов мужа, Е в ­ доша смотрела п а ночник с прорванным розовым абажуром. Голова у нее кружилась, хотя она ничего не пила за столом, д аже когда кричали «горько». Ей часто приходилось слышать, что вино отшибает память, она же ж е ла л а все хорошенько запомнить, хотя ей и стыдно было думать об этом. Виктор Лукич выпил основательно, и, кроме радости, что-то едкое было на сердце Евдоши. Муж подошел к кровати, сел на стул, широко расставил колени,, скрестил руки на груди и, упершись подбородком в грудь, сказал: — Ну, что ж, начнем? Евдоше стало жутко. Она едва смогла выговорить: — Так рано? Муж молча раздел Евдошу, лишь вымолвив твердым голосом, что она стройна, как пальма. Евдоша уставилась на него, облизывая сухие губы и вся дрожа. Он подумал немного, а затем внезапно накинулся на нее, но тут же отскочил и погасил ночник. Потом она почувствовала уве­ ренные движения рук мужа, которым послушно подчинилась, наполнен­ ная радостно-тревожным ожиданием. Евдоша старалась забыть боль, чтобы почувствовать то, о чем часто и смутно думала и что замужние подруги находили «своеобразным и заманчивым». П о ничего не почув­ ствовала ни в эту ночь, ни в последующие,— и никогда вообще. Д в а или три раза, ночью, резко произнесенные мужем слова, обращенные к ней, вызывали ее настороженное внимание; она отвечала неопределенно: — Что за допрос? Он перестал спрашивать. Она удивлялась, печалилась и этой взаимной любовной неприветли­ востью объясняла унылый холодок, постепенно овладевавший ими. Муж был молчалив, пасмурен; Евдоша бормотала ему ответы с непонятной боязнью. Лишь много позже, вдали от мужа — в Крыму, перебирая собы