Сибирские огни, 1966, №6

лась Евдоша, жило, казалось, больше, чем в какой-либо другой кварти­ ре. Жили пухлые и тощие, сердитые и добродушные, стройные и круглые, свежие и тухлые,— все они, по-разному, ссорились, жаловались, ныли, все, тоже по-разному, были несчастны, и всех их, по-разному, было ж а л ­ ко Евдоше. Ссорились из-за сараев, где хранились дрова и всевозможная рухлядь, у колонки из-за воды (водопровод появился, только когда от­ крыли метро). По утрам в коридор вылезали влажные и лохматые стару­ хи, лошадно фыркали и стучали в дверь уборной мускулистыми пальц а ­ ми. Страшно было стоять в очереди с полотенцем в руках. Коридор пах кошками, соленой капустой, подгоревшим маслом, сырыми дровами. Е в ­ доша незаметно крестилась и шептала, прикрывая рот полотенцем, чтоб папа Климент дал ей безгрешную кончину, чтоб никогда-то ей не быть старухой, не плевать, не шаркать ногами и, проходя, не оставлять за со­ бой едкого и отвратительного з ап аха старого белья и плохо переваренной пищи. А затем она и вовсе перестала молиться. Долго шла, увязая в гли­ не быта и предрассудков, но вдруг вступила на слой чернозема, который хоть и лежит на толще глины, но плодоносно-ликующе на нем колышутся веселые злаки, лохматые пестрые цветы, по нему мерно шагают задумчи­ вые пахари! Она жадно вслушивалась в разговоры людей: пятилетка, будет мно­ го заводов, приток пролетариата из деревни — всем понадобится больше хлеба, новых домов, железных дорог, книг. Отец Евдоши разводил пев­ чих птиц. Евдоша помогала ему, хотя на поиски выкормышей отец ее не брал. «Не женское дело, отвлекает от воспитания детей»,— говаривал он десятилетней девочке. В клетках прыгали черные дрозды и щеглы, эти необыкновенные драчливые птицы с красивым пеньем. «Вот пятилетку построим,— говорил ей отец,— разбогатеем, распоемся и тоже станем драчливыми. Менять жизнь без драчливости, вижу, нельзя, особенно ко ­ ли живешь в «доме протопопа». Евдоша жизнь свою «в доме протопопа» считала естественной; она хотя и р а з д р аж а л а , но и в голову не приходило менять ее. «Как это, п а ­ па, менять?» — спросила она.— «Скажем так: пускаю я самого драчли ­ вого щегла в новый, большой вольер, драчлив щегол, а и он простор и свет понимает, иной недели две никого не бьет. Вот переедут люди в но­ вые дома, они ведь не щеглы, небось не две недели, а два года ссориться не будут». Позже, несколько лет спустя, шла она мимо строительства, где работал ее отец. «Отец строит мост. Почему бы мне не построить дом? — пришла ей в голову дерзновенная мысль.— Пусть не я в него пе­ рееду, так хотя другие». Начались бесконечные и тревожные дни ученья в Архитектурном ин­ ституте, зачеты, испытания, сидение в аудитории, поездки в колхоз «на картошку», появились жадные взгляды молодых людей, пряные разгово ­ ры подруг, чертежи, книги, имена новых современных архитекторов, ко­ торые постепенно исчезали, заменяемые именами архитекторов Во зрож ­ дения, а затем и Рима. Римские архитекторы торжественно заняли институт именно тогда, когда Евдоша выходила из него, переходя в «Мастерскую № 13» старика Веселовского. «13» было данью бунту двадцатых годов, каковую бунтар ­ скую цифру в день 60-летнего юбилея Веселовского отменили, присвоив мастерской почетное название «имени Веселовского». Жи л а Евдоша по-прежнему в двух комнатушках «дома протопопа» и по-прежнему никакой злобы к этому дому не чувствовала; надоесть он ей надоел, но, скажем, ломать дом ей было б жалко, а может, д аж е и переезжать. Евдоша в этих комнатенках говорила родителям, гостям, всем* кто хотел ее слушать: