Сибирские огни, 1966, №6

«Песню о гибели казачьего войска» и та ­ кой проницательный критик, как А. М ака­ ров1, считает неудачной, слабой. В ней он не видит логической связи, видит вещь рас­ сыпанной на части. Все верно, что касается отсутствия логи­ ки и внутренних связей отдельных сцен и картин. А вот ощущение от «Песни», у меня лич­ но, остается все-таки цельным и — совер­ шенно не макаровским. Вероятно потому, что в ней общепринятой логики искать и не следует, автор ни себе, ни читателю этой самой логики, четких связей между отдель­ ными частями и не обещал. Плохо, когда не выполняется обещанное, заявленное, но ведь здесь такого рода заявки и не было! «Песня» построена, прежде всего, на еди­ ном ощущении самых разных и различных ее частей, на едином дыхании. Единство чувств и ощущений в ней существует, этого вполне достаточно, чтобы воспринимать всю вещь как нечто поэтически цельное. Не только достаточно — в данном слу­ чае, каж ется, ничего другого и не надо. Здесь одна картина, одно время сме­ няется другим не логически, а песенно. Хотя мы и знаем такую строгую и чет­ кую песнь, как «Песнь о вещем Олеге», тем не менее, д аж е она не сковала песенный ж анр, не лишила его той незримой, но силь­ ной свободы, которая недоступна другим ж анрам . Кроме того, раз уже сопоставление воз­ никло, следует, каж ется, продолжить его чуть дальш е: «Песнь о вещем Олеге» про­ пета как бы о^ним лицом, одним баяном, который обязан помнить все, что он уже пропел, чтобы не впасть в противоречие с самим собой, то есть быть логичным и дей­ ствительно . соблюдать внутренние связи своего повествования. «Песня о гибели казачьего войска» — многоголоса, многотональна, ее «певцы» из­ менили бы самим себе, если бы вдруг стали соблюдать строго логические связи между собой. Уже и по самой форме этой вещи нельзя требовать от нее того, чтобы в ней логиче­ ски «рифмовались» между собой такие стро­ ки: Чтобы республика зацвела, Щедрой рукой посеем свинец. Звезды погаснули и огни, Саблею небо располосни; а с другой стороны: Милый, чо, милый, чо, Милый, сердишься з 40, Чо ли люди 40 сказали, Чо ли сам заметил 40? или еще: Перстнем обрунальным Огонь в снегу. Теплый шепот слышит, Д рож ь затая, Холодно-льдистая Рука твоя. Разум еется, «Песнь» — отнюдь не совер­ 1 А, М а к а р о в . Разговор по поводу.,. М., «Советский писатель». 1959, шенство, тут двух мнений и не может быть, но дело ведь не в общей оценке и уж , во всяком случае, не только в ней. Ведь и сам разговор о «Песне» начат здесь не столько ради оценки или переоцен­ ки, сколько в доказательство следующего за ­ ключения: Васильев умел и хотел говорить о борьбе, о жестоких событиях своего вре­ мени не только языком «Соляного бунта», не только кровавыми подробностями, но и языком «Песни о гибели казачьего войска». А это — уж е совсем другой язык, вернее даж е — другое вйдение. Все те же, как все­ гда сильные люди как бы «создают» эту песню, и сама-то песнь тож е о событии тра­ гическом, кровавом — о гибели целого вой­ ска, но на этот раз здесь нет ни капли кро­ ви... Торопи коней, путь далея, Видно, вам, казаки, полеяь., Ой, хорунжий, идет беда, У тебя жена молода... А еще дальше: Белоперый, чалый быстрый буран, Черные знамена бегут на Зайсан. А буран их крутит и так, и сяк. Клыкастый отбитый волчий косяк. Атаман, скажи-ка, по чьей вине Атаманш а-сабля вся в седине? Атаман, скажи-ка, по чьей вине Полстраны в пожарах, в дыму, в огне? Вот на этом-то движении, на этом ухо­ де из жизни «волчьего косяка» под черны­ ми знаменами, на утер е— н а в се гд а!— хо­ рунжим его молодой жены — вот на чем мы видим гибель войска. События — близкие и в пространстве, и во времени и даж е — по языку, а все-таки краски, которыми они написаны,— разные, тональность — тож е разная. Значит, и поэт, мог быть и бывал раз­ ным, не только таким, каким он показал себя пусть даж е и в более совершенном «Соляном бунте». «Бунт» был написан позже, «Песнь» — раньше. Мож ет быть, это указывает нам, откуда и куда поэт шел? Шел одновремен­ но с совершенствованием своего мастерства, со своею поэтической зрелостью? Н а этот счет есть третий и, как нам ка­ жется, решающий свидетель —- одна из по­ следних поэм Васильева «Принц Фома». Тем более, что нужно и должно судить о ху­ дожниках по их лучшим произведениям. Поэма тоже посвящена гражданской войне, тоже повествует о событиях грозных и трагических. И здесь тоже — Беж ало войско принца вскачь. Попы спились, поют в печали. Степные кони одичали. Киргизы в степи утекти. Тема — та же, а решена она опять-таки совершенно «бескровно».. О «Песне» был хоть какой-то разговор, от «Фомы» критики отмахиваются, как от некой безделушки. «Небольшая поэма «Принц Фома», ко­ торая выглядит незаконченной, посвящена изображению белобандитского отряда. Вся она вы держ ана в сатирических тонах» — вот и все, что говорит по этому поводу в