Сибирские огни, 1966, №6

С. ЗАЛЫГИН ПРОСТОРЫ И ГРАНИЦЫ (Заметки о творчестве Павла Васильева) Сила, а вернее, громкость поэтического голоса еще мало о чем говорит сама по себе. Иной изысканно-тихий, и даж е меланхо­ лический, голосок вовсе не является сла­ беньким и заглуш ает голос буйный, заглу­ шает, даж е как будто не замечая этого. Говорится это не в упрек кому-то: в литературе и должно быть тесно от разных ж анров, стилей и голосов. Это — в порядке вещей. Не в порядке вещей — короткая память критика и читателя, который, иной раз, вместо того, чтобы вспомнить и обдумать, попросту забывает. В отношении П авла Васильева такая з а ­ бывчивость имеет даж е и свои причины: тут и сама личность поэта, слишком уж нашумевшего при жизни и в литературе, и вне ее, и ранняя его гибель, в которой, вероятно, и в какой-то мере, был повинен и он сам, хотя давно известно, что даж е са ­ мый вздорный характер не есть еще повод для преждевременной смерти. Но время прошло, все привходящие об­ стоятельства прошли тоже, громкая, а час­ то и скандальная известность поэта тридца­ тых годов сибиряка П авла Васильева те­ перь уж е забы та даж е его современниками, которым приходилось его знавать, с ним встречаться, а вот поэзия его — живет. Значит — имеет на это право. Значит — это действительно поэзия. И когда мы задумываемся над тем, что ж е отличает Васильева от других поэтов (потому что только нечто собственное, от­ личное от других могло провести его через годы ), в чем сила поэзии Васильева, то, по­ ж алуй, сразу ж е и скаж ем, что она как раз и заключалась... в силе. Не в раздум ­ чивой лиричности, не в глубине познания тех или иных явлений, не в технике письма, не в тончайшей наблюдательности, а преж ­ де всего — в силе его ощущений, как будто даж е воспроизводящих ту плоть, которая эти ощущения переживает. Конечно, ни поэзия, ни отдельный поэт не бывают однолинейными, однозначными, и характеристики поэта могут быть самыми разными, только более или менее сущест­ венными. К азалось бы, уж е что-что, а именно эта существенность, эта индивидуальность В а­ сильева долж на была бы найти точное опре­ деление в критике. Но случилось по-дру­ гому: изображ ение поэтом силы, ее прояв­ лений, было отождествлено критиками с натурализмом. Спору нет — понятия близкие, но от­ нюдь не синонимы. С некоторых пор всякая, если можно так выразиться, «мускулатура», тем более мускулатура действенная, сильная, которая позволяет собой любоваться и даж е — уж асаться ею, почему-то обязательно при­ водит к выводу о несомненной натурали­ стичности. И — напрасно. Поэзия силы, поэзия буйная, имеет т а ­ кое же право на существование, как и по­ эзия тонкой лирики. И то и другое — мир человеческих чувств. Это уже другое дело— к чему то и другое ведет, то и другое при­ зывает, участвует ли здесь еще и чувство меры самого поэта? У Васильева и сама тема большинства его крупных произведений — тема клас­ совой социальной борьбы, и само время, в котором он бурно жил и о котором писал,— время грандиозной ломки — все взывает как раз к изображению сильному, бескомпро­ миссному. И нет в стихах и поэмах Васильева сла­ бых людей. Есть слабые дети, есть безза­ щитные женщины, но слабых людей — неза­ висимо от того, друзья это или враги,—нет. Ж енщина у него создание такое: С темными спокойными бровями. Ты стройна, улыбчива, бела.