Сибирские огни, 1966, №6

тора, не суетное стремление привести чита­ теля в трепет, исторгнуть слезу. Заболот­ ный, ученик Мечникова, один из основопо­ ложников эпидемиологии, ставит под угро­ зу себя и подчиненных ради ограждения от страшной заразы сотен тысяч людей. Н а ­ чальник рудника Б аёв у Балабина вершит то ж е самое во имя сомнительного прести­ ж а. И тот и другой платят дорогую цену за принятые решения. Но в первом случае при­ несенные ж ертвы почти неизбежны, соци­ ально, психологически, художественно оп­ равданы, и потому возникает подлинно тра­ гическая ситуация. Во втором случае жизнь героя обрывается нелепо, жертвенный исход не обязателен, а лишь авторскими намека­ ми, подспудными нитями теоретических по­ строений связан с поведением Баёва. В пер­ вом случае драм атизм ситуации, трагедий­ ный пафос возвышают героев, дают пример для подраж ания. Во втором — такой д р а­ матизм лишь рассчитан на отрицательную реакцию читателя. Я не хотел бы создать ложное представ­ ление о повестях Балабина, Колыхалова, Халилецкой. В них есть достоинства, они не хуж е ^десятков творений «молодой прозы» из нашей периодики. Я сознательно заострил противопоставление, дабы обратить внима­ ние на модное явление. В чем основания бесконечных мытарств и крушений литера­ турных горемык и несчастливцев? Нередко напасть и погибель сваливаю тся на них про­ сто как следствие литературной неопытности авторов. Н овелла «Табун» Александра Чемонина (№ 5). Бешеный галоп обезумевших живот­ ных. И волевой всадник. «Ему надо обойти голову табуна раньше, чем тот достигнет обрыва». Не минул роковой черты. На плесе десятки искалеченных коней — с пере­ ломанными ногами, шеями, спинами... Пот­ рясенные свидетели молчат. Внимание их привлек какой-то голубой предмет. Труп пастуха. «В голубой чистой рубахе. В сед­ ле... Обе руки вцепились в поводья... Голова подвернута под грудь...» Гимн «умному, волевому человеку». Один разбился — дру­ гой готов повторить его смерть. В финале опять: «Как черная кипящая пена, бешено мчится табун... Зам ирает сердце: табун несется туда же, к обрыву. Но вот, обгоняя эту дикую темную массу, стрелой мелькнул всадник». На сей раз уцелел. Но завтра рев самолета снова вспугнет коней, и чем кон­ чится гонка — не известно... Перед нами но­ велла, а не^зарисовка с натуры, и эпизод с катастрофой служит,, оказывается, тому, чтобы два спутника, недовольные друг другом, смогли преодолеть взаимное недове­ рие. Гибель табунщика становится как бы «лакмусовой бумажкой» для выяснения их взглядов. По мысли автора, здесь и смерть романтична, оправдана, свидетельствует о красоте духа, величии времени, о движении к светлым вершинам. Читатель вправе по- другому оценить обстоятельства и счесть, что в хозяйстве, где так пасут лош адей,— преступное отношение к технике безопасно­ сти, бездушны руководители, царят нравы средневековья, и нечему тут радоваться. Напряж еннее, глубже и человечнее кол­ лизии в рассказах Юрия Рослого, Валерия Ш ульженко и Геннадия Голышева (№ 1), где все с виду буднично, казалось бы, а вместе с тем серьезно и злободневно. Д ед учит мальца таежным премудростям, обхо­ дится с ним как с равным. А ребенок-то сирота, дед взял его на воспитание... Ш ести­ летний пацан еле упросил мастера пустить его поработать на разделке улова... С тарик- пенсионер разрисовал стену нового много­ этаж ного дома в прибрежном поселке, изо­ бразив мать с младенцем на руках. К апита­ ны, входя в бухту, командуют: «Д ерж ать на мальчишку!» — в лучах заходящ его солнца он хорошо виден... Нужна известная тонкость в нюансировке чувств, чтобы не сфальшивить, чтобы в подобном сюжете донести читателю правду жизни. Неброская прелесть реальных человеческих отношений у Шульженко, Голышева и Рослого созвуч­ на скромным пейзаж ам русской стороны. И на читателя, избаловадного, оглушенного модерными рифмами, модными беллетриста­ ми, пресыщенного журнальными спорами, потерявшегося среди нарастающ его «потока информации», знаковых и прочих теорий языка, повеяло чем-то родным и добрым... Несомненно привлекательны для читате­ ля и заслуж иваю т внимания критики рубри­ ки «По Д альнему Востоку», «Уголок крае­ веда», «Из прошлого». Чаще всего очерки строятся по типу путевых заметок. Автор, как правило, ж ур­ налист, описывает, что видит. Большие расстояния, трудные пути-дороги. Ф отокор­ респонденту есть что снять. Знатны е зверо­ воды, умудренные пастухи оленей, суровые капитаны. Курятся прокопченные трубы заводов, бушует пламя в мартенах, сукон­ ные куртки, прожженные брюки литейщи­ ков. Друж елюбные чукотские собаки, дым ­ чато-салатовый ягель, желтые полярные маки, синие-синие незабудки, белые гуси, черные казарки, голубые песцы, могучие бивни гигантских мамонтов, буксиры, б ар ­ жи, теплоходы, безбрежный простор, шелест волн на прибрежной гальке... Среди этой красоты и экзотики, однако, затаились два типичных для публицистов журнала грешка: экзальтация в описаниях и беглость характеристик. Вот как, напри­ мер, пишет Ж ан Чесноков в очерке «Чудо- земля» (№ 1) о руководителе первой науч­ ной экспедиции на острове Врангеля Геор­ гии Ивановиче Ушакове: «Прекрасный был человек! Амурский казак по происхожде­ нию, партизан, боец Красной Армии, дере­ венский избач, студент университета, со­ трудник госторга, коммунист... с честью оправдал оказанное ему доверие, за что был награжден орденом...» Так-то текут из- под пера очеркиста анкетные перечни с вос­ клицательными определениями. А вот пей­ заж у Всеволода Яхонтова в краеведческом этюде «Остров Монерон» (№ 1): «Море играло всеми красками. Ослепительное солн