Сибирские огни, 1966, №6
ва, человека, с которым ему меньше всего хотелось бы встретиться, да еще в Доме отдыха. Смешно в его возрасте, при его криках о новом чело веке XX века, о борьбе с предрассудками ,— ревновать и ненавидеть, но у него есть много оснований думать, что именно он, Павел Ферязев, ви новник его отвратительных подозрений, из-за которых он стыдился само го себя. Хотелось поработать в Коктебеле, так сказать, «ароматно, бес печно», а тут приходи в столовую и косись: нет ли здесь этой сволочи. — Впервые в Коктебель? — торопливо спросил Гармаш .— Кто впервые, редко тому нравится. Иной сра зу и уедет. Судите сами. Крым ские горы кончаются здесь парадоксально: вулканом... — Вулканом? — с к а з а л а она удивленно.— Никогда не слышала о вулкан ах в Крыму! Наверное, очень торжественно? И она д аж е раскрыла рот. Она притворялась. Ей, по правде сказать, не было никакого д ела до вулкана. А что касается торжественности, то ей хотелось возможно скорее забыть жгучие споры о торжественности римской архитектуры. Ну ее! Словно сквозь дремоту она слышала: — И не совсем, собственно, вулкан. Остаток вулкана. Так сказать, каблук от вулкана: несколько б азальтовых скал, две-три пропасти и про чая ерунда. Все остальное давно, миллионы лет назад, свалилось в Чер ное море. З а обрывом гор — долина, довольно печальная и убогая, оро ша ем а я пересыхающей речкой, а затем, вплоть до Феодосии, глинистые холмы, горки, бугры, виноградники, пашни, поселки. Сюда приезжал Поленов, он писал здесь пустыню. Поленов к а з ал ся Евдоше третьестепенным художником,— неужели Г армаш принимает его всерьез?! — и она перебила: — А вы-то, Зах арий Саввич, вы что здесь написали? — Пробовал писать на классический сюжет. — И что же? — Д а л ьш е этюдов не пошел. Венеру встречает Вулкан, бог мастеров и огня. Он утомлен: целый день ковал в кузнице, а затем долго жд ал ее на берегу. Весь он в копоти, как и подобает кузнецу,— я писал его с коктебельского кузнеца Степана,— на нем кожаный фартук, волосы схвачены ремешком, стрижен он в скобку. Венера — розовая, высокая, вся певучая, на полголовы выше Вулкана. Она ежится: с берега дует сухой ветер, щекочет ее, поднял ее золотые волосы короной. Море серое, ка к гуттаперча, и только пена, та самая пена, из которой она родилась, л ежи т вдоль берега, точно галун. Песок прибит прибоем и посеребрен. Холмы и горы выжжены солнцем, выжжены и мазанки, и дом поэта Во лошина , каменный его забор. Все серо, и все как-то томно усмехается. Вулкан явился с поясом, который сковал Венере в подарок. Пояс золо той, не широк, но такой изумительной работы, такой живой и радостный, что богине кажется — надев этот пояс, она будет вполне одетой. Боги дыш ат напряженно. У Венеры медлительный голос. Они оглядываются. Какие светло-серые безжизненные холмы вокруг! И только на одном из холмов — черное пятно, бык, большой рогатый бык. Он стоит, опустив голову, и глазами кровяного красного цвета смотрит на богов. Зачем они здесь? Кому они нужны? Людям давно надоели боги. Чистосердечно го воря, они сами давно считают себя богами, а то и несколько выше. Бык вполне согласен с ними. Быть может, он и прогонит богов в море?.. Старый говорун ожил в Гармаше, он снова достал трубку, но опять не закурил, а, помахивая ею, продолжал : — Впрочем, если вы любите море, его здесь много. — Никогда не была у моря. — Позвольте, а Ленинград?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2