Сибирские огни, 1966, №6
зентами, изредка ораторами на юбилеях, где к их важничанью молодежь относится с ухмылкой. Что поделаешь?.. «Неправда! Надо д ерж а т ь с я ,— продолжала думать Евдоша.— Не только пальмовыми ветвями будут тебя опахивать и кричать: «осанна!» Р а з художник, ты и муку прими. И не беги ее. И не трусь! И не вали на обстоятельства!» Эти мысли Евдоши требуют внимания: мы еще вер немся к ним. Семейная жизнь Гармаша, кажется, сложилась хорошо, хотя он был ст арше жены своей лет на двадцать, не меньше. Картины Виталии Куд рявцевой пользовались большим успехом: написанные в манере русских лубков и Кустодиева,— пожалуй, чуть левее,— они охотно покупались музеями и домами культуры. Впрочем, после борьбы с формализмом в ее пленительных русских п ей зажах и певучих радужных крестьянах тоже обнаружили «формалистические тенденции», тоже отнесли к безродно му,— позднее его назвали «космополитическим»,— искусству. Почему ж е н а не с ним? Работа? Глава вторая — К а к твое имя, мальчик? — Обыкновенный Федор,— ответил ребенок и, ища глазами море, спросил: — Папа , а море мокрее реки? Есть по чему шлепать? Нет, ему десяти еще нет! — д умала Евдоша, не замечая, что мысли ее все время во звращаютс я к Гармашу, хотя ей этого и не хотелось. Те перь ей ка залось , что и заговорил-то он с нею для того, чтобы отвлечься от лютых и черных дум, мучающих его. Каковы же эти думы? Тоска по «левизне»? Не приняли и разбранили картину? Отказали в выставке? М а ло ли что... Она и сама не меньше его нуждается в забвении, а вот не пристает же к людям. К чему? Болтовня — не вагранка для переплавки терзаний! Гарм ашу нравилось светлое и беспечное выражение лица Евдоши. Эт а живет безмятежно и радостно,— подумал он, совсем не подозревая, что ошибается. Чувствовал он себя «не важнец», и было приятно побол т ать с молодой красивой женщиной. Измотали поезд, тряска, частые остановки, бесконечная сухая украинская равнина, мрачные запыленные хаты, над которыми, казалось , никогда не встает рассвет, однообразные станции, бедность, выд ающ ая себя за богатство и, быть может, искренне этому в ерящая. Кому, ск ажи те на милость, нужна живопись, споры об искусстве, н аправления и д аж е гении? А, черт подери,— старость! Несом ненно, подошла старость! — д умал он и говорил, говорил... Говорил со спокойной усмешкой, кивая одобрительно головой при удачных ответах Евдоши. — Вы, кажет с я , дружите с архитектором Ферязевым? — спросил он. Она ответила задумчиво: — Мы вместе учились в институте. И еще — Фома Задонский , толь ко тот не такой способный, а Ферязев — очень, очень, хотя ему никак не удается себя выявить — в материале. Понимаете? Сделал несколько т а л ан тливых проектов. Отвергли. Л ев ак , говорят.— Она пожал а плечами, и чудесное сострадание мелькнуло на ее лице.т Ему, знаете, пришлось поступить на службу не по специальности: снабженцем. Впрочем, Павел з анимае т ся и кинотехникой, способнейший, повторяю, человек. А что? Г арм аш перевел разговор на крымские пейзажи. Когда он брал путевку, на столе мелькнул список отдыхающих. Ему показалось , что в списке стояла ф амилия и архитектора П а в л а Ферязе*
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2