Сибирские огни, 1966, №6

Л е г к а я и гибкая усмешка мелькала на его губах, умных и узких. И, несмотря на ясно ощутимое господство силы и разума, в движениях его чувствовалась- какая -то усталость. «Да и не мудрено. Л ет ему под пятьдесят, пережито, поди, не мало. А сынок,— лет десяти, не больше,— -обворожительный. Папаша , наверное, изъездил полмира, сынок же — впервые в Крым. А где мамаша ? Фиолетовый костюмчик мил, но давно не чищен и с прорехами». Евдоша, тщетно переводя г л а за с отца на сына, досадовала. Тонкий прибор ее памяти работал всегда отлично. Стоило пожелать, и воспоми­ нание во всем блеске своем освещало ее мозг, как молния. А тут будто кто ил поднял со дна в прозрачном ручье! Незнакомец, не спеша набив трубку и вынув спички, остановился в дверях и спросил вполоборота: — Вы, кажется, Евдоша? Она вспыхнула, почти обомлев от негодования. Глаза ее заблестели, и она, как говорится, отчеканила: — Евдошей, к вашему сведению, меня зовут самые мне близкие. Я давно вышла из школьного возраста, чтобы отзываться на кличку! — А если б незнакомые пожелали приблизиться? Она хотела опять оборвать его. Он, однако, слегка покраснев, пробормотал, не притворяясь, а дей ­ ствительно испытывая смущение: — Приблизиться — не в пошлом смысле. Вас считают,— я от многих слышал ,— за талантливого, умного и, что, может быть, важнее всего, проницательного архитектора. Впрочем, проницательность среди женщин встречается чаще, чем думают. И особенно среди тех, кто занимается искусством. Великое дело лесть. Негодование схлынуло. И она тотчас вспомнила. Ну, да! Это же — Зах арий Гармаш . И то, что она его сразу не узнала, на мгновение сделало его жалким . Весь в прошлом, остались только одни манеры премьера. Еще недавно, споря с мужем, как обычно, о современ­ ной архитектуре, в особенности о том, нужно ли отстаивать ее права, и решив про себя послать в ЦК .ВКП (б) докладную записку,— очень гор ­ дя сь этим своим решением,— она вспомнила и Гармаша, и его т а л а н т ­ ливую ученицу, на которой он женился лет девять-десять тому назад. Не ль зя предаваться безумному молчанию,— эти слова часто употребляла ее мать, не зная, откуда они у нее взялись, да и сама Евдоша не зн ала их происхождения. А что молчать нельзя — это-то она знала твердо, надо писать наверх то, что думаем и говорим об искусстве, о всех своих бо­ лях. Тогда она говорила мужу: «Гармаш , поди, объяснил жене, что т а ­ кое современное советское искусство. Он сам был его премьером». Был! Не совсем приятно звучало это слово. Но ведь Евдоша и не считала Г а рм аш а одним из бессмертных. Приятно то, что он хоть в прошлом-то искал, а не подр аж ал — ни своим современникам, ни классикам. Д а , когда-то Зах арий (именно — Захарий , а не З а х а р ) Гармаш слыл премьером живописи, одним из тех, кто, беседуя в обществе о со­ временном искусстве, бранил его неслыханно, площадно, хваля только своих соратников, что не мешало, впрочем, и самим этим соратникам ругать друг друга бездарностями, жеманниками , кокетами и франтами. При звуке дерзостного и хвастливого голоса Г армаша московские гостиные преображались . Все, казалось , ж аж д а л и чести, чтоб их честило новое искусство. И оно, будьте покойны, умело честить! Гармаша в купе­ ческих особняках Москвы по старинке называли абреком и башибузуком , но там таких ув ажали : известно, что и сама русская коммерция строи­ л а с ь не без абрекства и башибузукства.