Сибирские огни, 1966, №6
ших стожков. Решили, если отец скоро не вернется, Арина сама съездит за сеном. Однажды в Дьяйлу привезли раненых красноармейцев. Среди них было немало алтайцев из тех селений, дорогу в которые перекрыли банды. Всех их оставили в урочище. Арина уговорила мать, чтобы в их дом тоже определили раненых. Арина стелила на пол в избе свежую траву, носила раненым вод},, чистила и сушила их одежду, из скудных солдатских припасоЕ ухитря лась приготовить еду и накормить изголодавшихся людей. Долгими вечерами красноармейцы рассказывали о себе, о тех мес тах, где раньше жили, где побывали. И Арина изумлялась: как, оказы вается, обширна земля, как много народу на свете, как совсем по-иному живут за пределами Алтая! В эти вечера зачастил к ним Одой. Он помогал Арине ухаживать за красноармейцами, а потом вместе с нею слушал их рассказы. Когда раненые засыпали, Одой и Арина усаживались на подоконник и, на крывшись одной шубой, вспоминали прошлогодние ойыны, рассказывали страшные сказки. Стоило кому-нибудь из раненых шевельнуться, Арина соскакивала, подавала воду, помогала повернуться с боку на бок, теп лее укутывала больного и снова забиралась на подоконник. Одой словно и знать не хотел, что Арина убежала от мужа. Он го тов был часами не отходить от нее, говорить о чем угодно, предупреж дать любое ее желание, помогать ей. Но так бывало, когда они остава лись вдвоем. На людях оба старались не замечать друг друга. Чуть не до зари просиживали они, тесно прижавшись друг к другу. Голосили петухи. Одой смущенно отодвигался и начинал прошаться, Арина уговаривала: — Куда ты пойдешь? Оставайся. Поздно... Одой мотал головой и уходил, напевая песню. Кончал петь — начи нал насвистывать: мужчина ж е , ничего не боится! Арина стояла на по роге и слушала, пока не умолкали его шаги, его голос. Мать делала вид, будто ничего не замечает. В дом она и не захо дила, жила в аиле. Когда установилась санная дорога, раненых увезли. Некоторые, уже окрепшие, ушли раньше. Всем им Арина совала сырчик, лепешку. И Одой, приметив это, приносил какую-нибудь еду красноармейцам на дорогу. Опустел дом. Одой тоже перестал появляться — уехал заготавли вать дрова. Арина перебралась к матери в аил. Одной в пустой нетопленой избе было неуютно, холодно, страшно. Но и в аиле, у жаркого костра, не гаснувшего круглые сугки, не было теплее. Мать стала как чужая. Одой вернулся из леса, зашел раз, другой. Но при матери он мол чал, мялся и, недолго побыв, уходил. Как-то привез дрова. Лучше бы и не привозил. Следом за ним прибежали сестры — Каргаа и Дьила- маш — раскричались. Ругали на чем свет стоит. Одой торопливо ушел, а сестры трусили следом за ним и на все урочище поносили Арину. Дьяй- линцы провожали глазами Одоя и его горластых сестер, осуждающе качали головами, переговариваясь между собой. И трудно было понять, кого они осуждают: Одоя, Каргаа с Дьиламаш или Арину. А зима уже набрала силу. Было ясно, что мужчины скоро не вер нутся. Дьяйлу затихло в морозе, в снегах, в ожидании. Как-то ночью Арина проснулась от холода. Не в силах унять дрожь , подбросила пару коряг в очаг, забралась на янартык, потеплее укута лась овчиной. Сквозь дымоход тускло светили звезды. Было тихо, спо
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2