Сибирские огни, 1966, №5
ли полюбоваться, тем более, что наружного караула у Представитель ства не было, только внутренние невидимые посты. Павлуновский ездил на завод «Труд», на Сухарный завод, на мель ницу, делал доклады на рабочих собраниях, а в депо даже специальное т ы / ^ СТВ° Ра®?чих установили, и был первым общественным дежурным ВЧК, известный в городе большевик Яков Никифорович Овчуков, порт рет которого нынче висит в Новосибирском городском музее.. Это была одна из форм новой чекистской работы, которую привез с собой из Москвы первый полномочный Представитель ВЧК по Сиби- ри, первый Уполномоченный Народного Комиссариата путей сообщения по Сибири и первый Председатель Сибирской детской комиссии ВЧК, член Сибревкома Иван Петрович Павлуновский, имя которого незаслу женно забыто. Пришла зима. Случилась тут одна памятная старым новониколаев ским коммунистам ночка. Собрались в огромном зале ГубЧЕКА. Слушали короткие страст ные речи... Этой ночью новониколаевская парторганизация должна покон чить с контрреволюцией одним ударом! Кто это говорил?.. Гошка Лысов не запомнил. Может, секретарь Губкома Ястржембский, а может быть, Емельян Ярославский. Они бы ли очень похожи, Ястржембский и Ярославский,— оба невысокие, но крепко сбитые, оба разлохмаченные, оба в пенсне на черных шнурочках и в старомодных костюмах-тройках. А потом каждый, у кого не было «собственного» оружия, получал наган и патроны в кабинете секретаря ГубЧЕКА, веселого и добро душного латыша Ломбака, и расписывался на корешках ордеров. Их было двести, двести коммунистов и комсомольцев. В ту ночь каждый получил по шесть-десять ордеров на право обыс ками ареста. Во дворе ГубЧЕКА их ждали красноармейцы — беспар тийные парни из рабочих и крестьян, но вели они себя в эту операцию как коммунисты. Так что, по сути, беспартийных не было. Доктор Николаев запер кабинет на ключ и, сидя в шлепанцах, со ставлял очередную сводку в Губздравотдел о поступивших в Изопро пункт и умерших тифозных. Вдруг за дверью послышался странный шумок... Андрей Иванович тихонько поднялся с кресла, прислушался: кто- то осторожно ходил по комнатам... Доктор дунул в ламповое стекло и, схватив свой крохотный «дам ский» браунинг, метнулся к окну, да вспомнил, что Екатерина Иванов на и сторож Нефедыч вставили накануне вторые, зимние рамы. Док тор не растерялся, нажал всем телом на оконные створки — посыпались стекла, лицо и руки доктора искровянились, он зажмурился, протиски ваясь сквозь торчавшие из рамы осколки, и выронил браунинг... Вдруг чьи-то руки помогли ему снаружи. — Ну-ну!.. Еще маленько!.. Еще чуток, ваше высокородие. Тс-с-с!.. Тише, тише!.. Сюда ступайте, сюда, тут лучше будет. А вы не обумшись даже... Сейчас посвечу.— Нефедыч окончательно поставил доктора на ноги и открыл заслонку железнодорожного фонаря. В кромешном мраке осенней ночи вспыхнуло пятно, и где-то во дворе тоже мигнуло пятнышко. — Осторожно, вашскородие,— продолжал шептать Нефедыч.— Полно их в сосняке.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2