Сибирские огни, 1966, №5
— Так...— тяжело сказал Губин.— С концом, говоришь, пароход? Нет, голубок, теперь не с концом, а с началом... Коммуны сколь на па роходе было посажено? — Вроде, полсотни, сказывали дубровинские... — Так. А второй пароход, который с баржой, говоришь? — Тот в Ташарах стоит. И баржа там. А команда с его сбежала в лес. И пустить машину некому: все мы люди не работные. Спит мятежное село Колывань, вкусившее дармового вина: главарь мятежа Михаил Дементьевич приказал все наличное вино, отобранное у самогонщиков советской милицией, раздать жителям. Возле милицейского амбара установилась очередь. Двое доброволь цев били днища у логушков, скалывали горлышки с четвертей. Была определена мера — каждому крынка, но пей тут же, не сходя с места. По становили: домой не носить, а кто по второму разу полезет причащаться дармовщинкой — бить по сусалам! Определяли нечестность по запаху. Коль запашистый, вдругорядь в хвосте пристраивается — в зубы его! И в очереди было спокойно, но когда самогон кончился, начали бить вино черпиев: дескать, утаили. Спит село, пропахшее гарью, кровью, перегаром. Но дозоры и секреты в кустарниках вокруг села бодрствуют. Задами, огородами пробирался к отчему дому Николай Седых, од нако угодил на секрет. — Никак Микола воротился? — окликнул его старший секрета.— Ну-ну, вали! Старик-то, поди, заждался. Только ты, слышь, Миколай Накентьич, в дом-то не торопко входи, без шума. Напарнику секретчик сказал с сожалением: — Эх, нельзя с поста уходить! — Чего? — спросил напарник. — Приставление будет. Взглянуть ба... Николай перемахнул через забор, подошел к крыльцу и прислу шался. Тихо... Разулся, поставил сапоги возле крылечной балясины, осмотрелся. У стайки луна высветила плотничий топор. Прикинул топор на руке. Незнакомый топор, новый, видать, купил тятенька. ‘ Скрипнул зубами и нащупал скважину в бревне: там, хитроумно спрятанный, лежал крученый ремешок, потянешь — брусок залома без звучно выйдет из скобы. Сам же придумал — вот и сгодилось. Обошел все комнаты: пусто. Дверь в отцовскую горницу была от крыта, луна заполнила своей призрачной зеленью все углы. Отец и Дашка разметались на кровати, скинув одеяло, спали. Ни колай смотрел, смотрел, смотрел... Потом поднял топор... Зачем-то вытянув вперед руки, Николай, босой, брел по селу... Его окликнул конный патруль самсоновцев. — Стой! Кто таков? Но Николай бросился бежать вдоль улицы. Пьяный самсоновец до гнал его и рубанул шашкой сплеча. Утром Губин, узнав, что главный подручный, мудрый Иннокентий Харлампиевич найден зарубленным вместе с любовницей, сказал назна ченному начальником милиции Ваське Жданову. — Отыграл свое, кобелнна! Варнак был, по-варнацки и сдох.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2