Сибирские огни, 1966, №5

Я видел все, что видеть можно: как с островов несут дрова, как над тряпицей осторожно на дольки делит хлеб вдова. Я видел столько, что хватило понять в сумятице тех дней, что горько тылу, тяжко тылу, что есть места, где я нужней. ...Но врач, служитель Эскулапа, меня «обрадовал», сказав, что вижу я, к несчастью, слабо. И он был прав. Формально прав. Он, не поняв, меня обидел. Плохое зренье?! Вот беда! Он сам, наверное, не видел, что видеть мне пришлось тогда. Я БЫЛ ПОЧТАЛЬОНОМ... Я был почтальоном в стрелковой части. Но только, не надо завидовать мне, ведь это не очень большое счастье не знать годами воскресных дней. Но счастье — счастьем, а долг важнее. Что значит почте зной и мороз? Почту нес на своей спине я, вброд через речку шел за нею и на попутных машинах вез. Я нес отцовское доброе слово, признанья девчонок, новости дня. И все от полковника до рядового в стрелковом полку ожидали меня. Только заметит меня дневальный: — Почта, ребята! И тут как тут — друзья, с которыми в смысле буквальном съел каши котел и соли пуд. За пять лет той жизни суровой могли солдаты твердо узнать, что может обед запоздать в столовой, но почта не может опоздать. Учи наставленья, читай уставы, прилежно целься в фанерный макет, но пули уходят то влево, то вправо,