Сибирские огни, 1966, №5

больницу. Он морально осуждает и побеж­ дает эгоиста Анатолия Пискарева: жена Пискарева Мила уходит от мужа к Дашке­ вичу. Гоша успешно сопротивляется глав­ врачу Сидорову, формалисту и бездушно­ му человеку. Он поддерживает великолеп­ ного, но затурканного жизнью старого вра­ ча Борисова. Заключение повести — Гошин апофеоз. К своему апофеозу Дашкевич идет, если приглядеться внимательней, как нож в ма­ сле. В самом деле, кто его противники и как он с ними борется? Вот Пискарев. Приходя домой, он акку­ ратно вешает пальто на плечики, встряхи­ вает воротник, чтоб не свалялся ворс; тща­ тельно сбивает снег с бот, чтобы не натекла лужа; просит жену вытереть апельсины, потому что не может есть грязное. То есть он делает то, что должен делать любой культурный человек. Но автор описывает это с неприязнью, через восприятие Милы. И по одной этой предвзятой неприязни обязывает читателя осудить героя. Любви к порядку у Пискарева проти­ вопоставляется беспорядок у Гоши; кро­ вать с утра не застелена, у зеркала ганте­ ли, в тумбочке — плоскогубцы вместе с колбасой и лыжной мазью. В общем, сразу видно: какой милый, безалаберный симпа­ тяга! И апельсины, конечно, не вытирает, не мещанин, и так съест! Забавно сопоставить портреты этих ан­ типодов. У Гоши — «здоровое, розовощекое лицо». Пискарев — «сдобный мужичок с глазированными щечками». Да ведь они по­ хожи как два пятака! Что такое «сдоб­ ный»? Не худой, не истощенный, здоровый. Что такое «глазированные»? Крепкие, глад­ кокожие, такие же, как у Гоши. Автор не анализирует тип, а убогим приемом чисто словесной окраски пытается навязать читателю свою личную неприязнь. Таким же методом характеризуется и главврач Сидоров: «Сидоров уставился на меня своими ма­ ленькими глазками. Клянусь головой, ни один сотрудник не сумел бы сказать, какого цвета эти глаза, вроде чая с молоком». Господи, разве же не ясно, что гражда­ нин с подобными глазами — обязательно бюрократ и человеконенавистник! Уши у Каренина только лишь оттеняли его противность для Анны, как внешняя деталь беспощадно проанализированного характера. А. С. Ласкин свои отрицатель­ ные образы строит только на одних «ушах». Самые действия Сидорова, данные лишь гнешне, без анализа побуждений, вовсе не так уж убедительно отрицательны. В больнице не оказалось третьей груп­ пы крови и была только одна ампула уни­ версальной крови. Сидоров приказывает перелить ее начальнику автобазы Глебову, больному фурункулезом. «Все знали, что Сидоров в нем очень заинтересован»,— под­ мигивая читателям, обнажает автор черные пропасти сидоровского характера. Гоша сначала отказывается это делать, считая, что кровь пригодится для более серьезного случая, но потом исполняет при­ каз. Сидоров говорит довольно справед­ ливо: «—■Несерьезных больных не бывает, доктор Дашкевич. Бывают только несерьез­ ные люди. Если здоровье человека требует переливания крови,— это нужно сделать не­ зависимо от того, хочется врачу или нет». Но чтобы приказ Сидорова выглядел по­ противней, автор рисует сценку, когда Гле­ бов лежит и хихикает, и Сидоров возле не­ го хихикает, и все сестры вокруг них хи­ хикают. Возмездие наступает немедленно, на следующей странице. Привозят мальчика, который без переливания крови умрет. Го­ ша спасает мальчика переливанием собст­ венной крови. Ясно, что сидоровские мо­ ральные устои повержены в прах, а моло­ дой специалист скромно торжествует победу. А ведь суть в том, что действительно каждого больного надо лечить в полную меру. И бестактной демагогией,— и врачеб­ ной, и просто человеческой,— является про­ тивопоставление «несерьезно» больного несимпатичного начальника «серьезно» боль­ ному симпатичному мальчику. Вот ведь ка­ кая смешная логика вытекает из этого слу­ чая: лечить надо бескорыстно, но если по­ ступил больной, от которого есть корысть больнице (машину может отремонтировать вне очереди и т. д.),— то тут еще надо по­ думать, лечить его или нет. Таков избира­ тельный гуманизм автора. Снова без производства следствия-ана­ лиза подписывается приговор к публичной гражданской казни. Далеко не все в повести слабо. С. Л ас­ кин лиричнее, чем И. Штемлер. Точно и сильно описана операция, при которой Го­ ша ассистирует Незвецкому, убедительно возникает у Дашкевича чувство слитности со всеми: «Ты, не понимая этого, перестаешь быть Незвецким или Дашкевичем и начинаешь физически чувствовать, что он — это ты, и больной, и наркотизатор — тоже ты; все сливается в один организм, в одни руки,, работающие в едином ритме, и мысль, одна на всех, даже не сказанная вслух, улавли­ вается твоими глазами, руками, пальцами». Это сказано несколько декларативно, но если автор умеет уловить такие сложные,, ускользающие состояния, то значит он спо­ собен на серьезный психологический ана­ лиз, только еще недостаточно владеет им. В повести Евгения Шатько «Зной» тоже молодой инженер Егор Болдырев впервые приступает к работе. Главный герой «Юности» — это или на­ чинающий интеллигент с дипломом (его мы видим у Гладилина, Штемлера, Ласки- иа, Шатько, Шугаева), или недоучка с пре­ тензией на интеллектуала (у Ефимова и Алексеева). Авторы вправе выбирать себе любых героев, но отбор их для журнала — это уже тенденция редколлегии. Рабочий или колхозный парень, заводская или сель­ ская девушка — не главные герои, а редкие гос-и в журнале.