Сибирские огни, 1966, №5

подземный ход, я опять за ним. Там все выложено камнем и комната сделана, а в комнате большущий сундук, железом окованный. И замок во какой. Поднял он крышку, а там золото. Слитки круглые, как тарел­ ки. Блестят, аж глазам больно. Он в черных очках, ему ничего, а я по­ смотрел и ослеп. Ничего не вижу. Еле выход нашел. Ты что, не веришь? А помнишь, у меня глаза болели? Прошлой зимой. От этого самого. Хочешь, побожусь? Ей-бо! Женька перекрестился. Я сидел онемевший от удивления. Женька, довольный произведен­ ным впечатлением, звонко прищелкнул языком. — Только ты смотри... Товарищ Маша все не возвращалась. Мы уже захотели есть. — Айда домой,— предложил Женька. — Нет,— сказал я,— надо дождаться. — Иди, позови ее. Я пошел искать, обошел весь первый этаж и не нашел ни товари­ ща Маши, ни Ивина. И вдруг, возвращаясь обратно, я увидел их обоих в открытое окно. Они сидели на скамейке, под деревом, и вся земля вокруг них была осыпана желтыми листьями. Лица Ивина я не видел. Передо мной торчал только его затылок, молодой, свежеподстрижен- ный. И на этом затылке лежала рука товарища Маши. Пальцы каса­ лись каштановых вьющихся волос профессора, нежно поглаживали их, осторожно перебирали. В это время товарищ Маша повернула голову и мне стало видно ее лицо — оно поразило меня своим необыкновенным выражением: смесь лукавой нежности и странной покорности. Я кинулся прочь от окна. Мне долго не удавалось найти комна­ ту № 7 — она словно сквозь землю провалилась, но в конце концов я ее нашел, хотя совсем не в том конце здания, где она должна была быть. — Ну, что? — спросил Женька. — Ничего. Я молча собрал заполненные мной тесты. Откуда-то взявшаяся слеза капнула на листок и размазала несколько букв. Они расплылись и обросли фиолетбвым сиянием. Тогда я взял чернильницу и наклонил ее над бумагой, и слеза превратилась в обыкновенную большую кляксу. Затем я подрисовал ей ножки, и получился настоящий паук тарантул. Я подписал внизу печатными буквами: «Ивин». Домой мы шли с Женькой вместе. Около Привалова моста, где нам надо было расставаться, Женька предложил: — Пойдем ко мне. — Меня дома ждут,— возразил я неуверенно. — Пойдем,— ударил он меня по плечу. Мать запрещала мне ходить в овраг, но как было отказаться? Очень уж хотелось увидеть подземный ход. Глебучев овраг тогда начинали засыпать, но засыпать его было не так просто — на многие километры раскинулось беспорядочное скопле­ ние домишек и лачуг с ленивыми дымками над крышами, белыми ко­ зами среди бурьяна и с цветным бельем на веревках. Перед кривыми оконцами лачуг неумолчно журчала банно-мутная, вонючая вода. Здесь никто не строил надолго и прочно. Сколачивали жилье из всего, что попадало под руки: из краденых досок, ящичной фанеры, обрывка листового железа, из чего угодно, лишь бы спрятаться под крышу, загородиться от дождя и ветра. Иногда такое жилье выраста­ ло за сутки, а стояло десятилетия. Пичугины жили в полуземлянке, выкопанной на склоне оврага. Пе