Сибирские огни, 1966, №5

В школе Женька не завтракал. Он приносил в кармане ломоть чер­ ного хлеба да иногда кусок или два сахару. Но чаще всего он приносил воблу, несколько вяленых мелких рыбешек с отломанными головами. Происхождение этих рыбешек мне было хорошо известно — Женькин отец торговал в маленькой бакалейной лавочке около Привалова мо­ ста. Из всей бакалеи была почему-то только вобла, причем самого низ­ кого сорта, по копейке штука. Когда я зимой шел утром в школу, мой путь лежал через Привалов мост и я уже издали видел оранжевую све­ тящуюся точку. Точка постепенно росла и превращалась сперва в зо­ лотую каплю с яркими живыми лучами, а затем в плоский огонек коп­ тилки. Сперва ничего не было видно, кроме этого трусливого огонька, похожего на бабочку, готовую улететь. Потом из тьмы выступало лицо цвета потемневшей меди, обросшее черной щетиной. Это был Иннокен­ тий Захарыч, отец Женьки. Когда я подходил к прилавку, сн молча пододвигал мне несколько рыбок и продолжал смотреть куда-то мимо, в темноту улицы. В лице его было столько презрения и к рыбешке и ко мне, что я с опаской клал копейку на прилавок, брал рыбу и поскорее уходил. Рыбешки эти, несмотря на свою цену, были удивительно вкусны­ ми. Такими вкусными, что я не мог донести их до школы и съедал, об­ мораживая пальцы, на ходу, прямо на улице. Фамилия Женькина была Пичугин. В лице его и впрямь мелькало что-то птичье, острое. Живые, быстрые, как у синицы, глаза, нос за ­ остренный, как клюв, и движения нетерпеливые, порывистые. В классе Женька ни с кем из мальчишек не дружил. Мы с ним учились в одной бригаде. В бригаде нас было четверо: я, Женька, Витька Бутузов и Вера Веденяпина, веснушчатая и тихая, та самая, имя которой было вытатуировано у Женьки на руке. Женька подсказывал ей во время диктантов и вообще всячески опекал ее. Учи­ лись мы все вместе, один читал вслух по учебнику, а другие слушали, а отвечал чаще всего Витька Бутузов. У него была хорошая память, и он умел говорить солидно и обстоятельно. Отвечал он, а оценку «отлично» ставили всем, кто был в бригаде. Это должно было воспитывать кол­ лективизм. Начало наших близких отношений положила книга Конан-Дойля «Баскервильская собака». Когда Женька увидел ее у меня, глаза его загорелись. Он протянул к ней грязную, в цыпках, руку. — Что за собака? Дай почитать! Я дал ему книгу на один день, вернее, на одну ночь. Он вернул мне ее на другое утро, бледный от бессонной ночи. — Во книга! — поднял он большой палец. Мы разговорились, и я неожиданно обнаружил, что он читал почти любую книгу, которую я мог назвать. До тех пор из наших ребят я считал начитанным только Витьку Бутузова. Ему-то и сам бог велел, у него отец писатель, а от Женьки я этого никак не ожидал. В ту пору мы учились не так, как учатся теперь. Мы мало сидели за книгами, мало писали и читали. Да и вообще в классе бывали редко. Это были годы первой пятилетки. Мы собирали металлолом, макула- туру, бутылки. Ходили с экскурсиями по заводам города, на берег Волги, на строительство завода комбайнов. На нашей обязанности ле­ жало выявлять неграмотных, сажать деревья, расчищать строительную площадку новой электростанции от мусора. Всего не перечесть. Заня­ тия в классе, особенно весной, проходили редко, поэтому мы нисколько не удивились, когда однажды к нам явился незнакомый мужчина с каштановой бородкой и молча поднял руку,- призывая нас к вниманию.