Сибирские огни, 1966, №4

перестало струиться, стало определенным и жестким.— Не этому я тебя учил. Слаб ты оказался. Ваша формула свободы — решетка. Город строите на Каралаге? Еще одну, с позволения оказать, Надежду? Еще тысячу решеток. А мне бы только сухой спирт и консервы. Мне свобода дорога. Мне наплевать, что я прихожу на пустое место, и когда ухожу — это место опять пусто. Я — последний рыцарь северных дорог. Да-а , на­ зывал меня так один... Не хочешь — не надо. Стас в один глоток выпил полстакана: Возвращайся, братишка, домой. К своей сестре Вере. Женись. Народи детей. А я как-нибудь один. Стас! — сказал Витька дрогнувшим голосом.— Стас, я же еще не знаю... Подумать надо. С Гришей посоветоваться. Он тебе посоветует...— усмехнулся Стас и продолжал, не слу­ шая: Был со мной один. Приблудился в гостинице — со мной на Остро­ ва. Сопляк. А так, вроде, храбрый. «Куда ты, туда и я»,— говорил он мне. Были вместе в разных местах. Не нравился он мне, да никак не от­ ставал. Ночью как-то бужу я его: «Вставай, подонок. Едем!» — «Ку­ д а ? »— «Не все ли тебе равно?» — «Ты прав». И мы уехали на Диксон. Это был наш последний раз вдвоем, потому что за нами увязалась ненависть. Она стала третьей. Эта потаскуха всюду была с нами. Я ненавидел его морду, его вежливость, от которой он хотел, но не мог избавиться... Над ним смеялись на Островах, а он называл себя другом «последнего ры­ царя северных дорог». Он не мог даже зажечь спиртовку, а еще писал стихи. Здесь, в этой ловушке для дураков, в вашей Надежде, ему при­ шло в голову, что мы бессмысленно живем, видите ли... Он протянул мне на прощанье руку, а я дал ему в морду. Стас побелевшими глазами уставился на сжатый кулак правой ру­ ки. Потом бросил его на стол. Слабо звякнула жестянка из-под тушенки. — Стас,— негромко сказал Витька,— а тебя часто били? Стас посмотрел на него глазами человека, остановленного на бегу. — Ах, вот ты о чем...— сказал он, внезапно успокаиваясь.— Нет. Видишь ли, я к этому не привык. Он встал, потянулся, вскинув красивую голову, будто очень хотел спать. Выждав, сказал: — Ну, Капитан, где ты меня положишь? — Я на раскладушке, ты на тахте,— сказал Витька и не узнал сво­ его голоса. Он вошел в темную комнату. Желтым апельсином рос за окном фонарь. Витька внезапно ощутил дикую тоску по, Истомину. Она была сродни страху. Было слышно, как жужжит в коридоре электриче­ ский счетчик. И вдруг тишина раскололась. На лестничной площадке послышался крик, он перерос в рев, потом пошла бессвязная отчаянная матерщина. «Алка,— рыдал человек,— Алка...» Двое мужчин уговари­ вали его. — Пьяный! Уберите его! — взвизгнул высокий голос. Стас вошел в комнату. Его лицо смутно белело в темноте. — Вот таким образом развлекаются в Надежде? — сказал он не­ громко. — Наш один, с Каралага ,— напряженно прислушиваясь, ответил Витька,— Жена написала ему, что сошлась с другим. Он целые сутки молчал, вроде и не пил... На площадке стихло, а потом низкий женский голос произнес бы­ стро и повелительно: Борис, вызови скорую. Скажи, что я велела. Это нервный при­ падок.