Сибирские огни, 1966, №4
— Правда? — », не оглянувшись, Лена медленно пошла по тро пинке. — Л е н а !—.окликнул Истомин. Она повернулась к нему: — Прости, Гриша... — Я не о том,— усмехнулся Истомин.— Ты дашь нам почитать/Хе мингуэя? Витьке пора уже, пора. — Обязательно. Я сейчас на Каралаг, а вечером приходите ко мне. Сухо щелкнула дверь балка. На крыльцо вышел Бертош. — Ого! — сказал он. — Ты...— тихо сказала Лена. — Конечно, я,— почти грубо ответил Бертош, повернулся и вошел в балок. Лена беспомощно посмотрела на Истомина. Но Бертош тотчас вернулся с пакетом из кальки. — Я везу тебе розы. Розы-мимозы. Истомин обхватил Витьку за плечи, и они пошли вниз по снежной тропинке. — А чего это он так с ней разговаривает? — спросил Витька. — Ему можно. Ему все можно. — Почему это? — Потому что везучий,— нехотя улыбнулся Истомин. — А ты? — А я — друг. Есть на земле такая должность. И зря я все это се годня... — Брось, Гриш,— с тоской сказал Витька.— Брось, ладно? . — Ладно, старик,— сказал Истомин весело,— я постараюсь бросить, только ты не разговаривай со мной сейчас. Их догнали Бертош и Лена. О борт лодки, стоявшей у берега, мерно плескалась серая вода. Л е на сняла с букета шуршащую кальку. На ветру шевельнулись бледные крупные розы. Лена положила их на маленький снежный холм в стороне от дороги и, не оборачиваясь, пошла наверх... Вода медленно слизывала с берегов потемневший снег. Мужчины сели в лодку. На том берегу — до самой Надежды — розовело мелколесье тундры. Полярной весной этот розовый отсвет всегда стоит среди низких де ревьев. Срываясь с весел, звенели капли — радуги. По плотной серой воде скользили солнечные зайчики. Это солнце утратило свой ночной красно ватый оттенок и стало праздничным и сверкающим. ...А где-то на «материке» еще плыла бездонная ночь, подходил к концу последний день Хемингуэя. НЕНАПИСАННЫЙ ОЧЕРК С тех пор, как открыли Каралаг и стало ясно, что для Надежды он — не искусственное дыхание, а настоящее второе рождение,— ведь буровые уходят все дальше, и контур залежи пока не вырисовывается,— наша журналистская жизнь стала попросту невыносимой. Геологи прекрасно сознают, что они — герои дня, и держатся так скромно, что к ним не подступиться. Уж на что у меня с ними давняя дружба, все равно испытываю почтительное изумление и одновременно желание держаться от них подальше. Начальник моего отдела Семенов утром поглядывал на меня и так и сяк, и сквозь очки, и поверх очков и, наконец, высказался.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2