Сибирские огни, 1966, №4
Яков весь день провел вместе с Борисом. Они сходили на Обь, пе ретащили свою любимицу «Плясунью» на берег. Половодье было в самом разгаре. Вода валила через острова, кло котала в затопленных деревьях, пенилась вокруг стволов. Сильные катера тащили к дальнем пристаням зимовавшие в затоне дебаркадеры , похожие на бело-голубые веранды. Когда «Плясунья», синяя изнутри и белая снаружи, выплыла на самое стремя, Яков почувствозал, что большего ему и не нужно. «Уди вительное будет не потом, оно сейчас»,— так однажды сказал ему вер ный дружище. . . Месяц должны были играть в Барнауле . Кто из актеров не любит гастролей! Все ново. Города, зрители, те атральные здания . Много раз шли спектакли, они уже утратили свежесть, а то и про сто надоели, и вдруг для них возвращалась молодость — премьера. Их играли, словно в первый раз. Д а так оно и было — новый город, новый зритель. Актеры волновались. Вновь репетировали старые спектакли. Прибавилось хлопот и техническим цехам: обновляли, подкрашива ли декорации, гладили и крахмалили костюмы. Декорации вытаскивали сушиться на солнце, по двору расстилали, «задники». Все это — волшебное на сцене под разноцветными лучами прожекторов — казалось жалким под лучами июньского светила. Художник и машинист сцены ходили то к директору, то к админи стратору, то к завхозу — выписывали и получали краски, клей, полотно. Бегали по театру реквизиторы, бутафоры, костюмеры. Через весь двор натянули веревку, вывесили яркие костюмы. Ветер колыхал их, как синие, красные, зеленые флаги. Яков всюду поспевал и работал за двоих. Пожалуй , никто так в театре не ждал гастролей, как он. Яков за эту зиму раздался в плечах, оброс мускулами. То, что пор тило прежде, теперь украшало его. Сутулость его была сутулостью бер кута. Его смешная долговязость теперь обернулась красивым высоким ростом. Шея располнела, стала как бы короче, волосы залохматились , разрослись, от этого голова сделалась крупнее. Ходил Яков пружини сто, немного враскачку. Сумрачные глаза смотрели исподлобья при стально, слегка холодновато. Лицо укрупнилось, и от этого рот уже не ка з ался большим, а орлиный профиль придавал его лицу энергию и силу. Яков натягивал на раму мешковину, когда его вызвали к Сар- матову. У Якова шевельнулось в душе неприятное чувство, похожее на враждебность к главрежу. . . На стенах кабинета висели афиши, портреты Станиславского, Горь кого, снимки из спектаклей. На тумбочках и подоконнике стояли маке ты оформлений. — Садись, Яша ,— голос Сарматова звучал приветливо. Насторожённый Яков как-то неумело опустился в кресло возле стола. — Я давно хотел поговорить с тобой,— он поднес горящую спичку к папиросе, в глазах заиграли веселые огоньки.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2